Джон Уэйн - Спеши вниз

А вот уже пять, потом пять тридцать, шесть. Светает. Он зашагал по ветреным улицам к Пикадилли-серкас. Мужчины в пальто прохаживались по тротуарам. Женщин немного, к этому часу они уже покидают улицы. Мужчинам некуда идти. Вечерняя выпивка уже перегорела, осталась только горечь во рту. Печень. Он знал, что они чувствуют. Отлив. Во рту, как у араба под мышкой. А причем тут арабы? Им сейчас гораздо лучше, сидят себе под финиковой пальмой и греются на солнце. А может быть, у них еще ночь, и им тоже холодно. Ему стало жалко арабов. Им, должно быть, тоже не сладко, если у них под мышками так же, как у него во рту.

Но пора начинать. Под аркой стояла одинокая мужская фигура. Вид несчастный, но одет хорошо; даже если он провел ночь на тротуаре, несколько шиллингов у него, наверное, найдутся. Чарлз, словно прогуливаясь, направился к нему, стараясь унять дрожь, и остановился в нескольких шагах. Теперь надо заговорить.

— В такой ранний час никаких занятий не придумаешь, — сказал он.

Лицо, повернувшееся к нему, было солидно, его бороздили глубокие морщины ответственных забот, оплывшие глаза смотрели сквозь очки без оправы. Какой-нибудь провинциальный коммерсант, хорошо зарабатывает, уютная жена и дети в загородном коттедже. Приехал по делам в столицу. Обычная пожива для содержателей притонов.

— Что правда, то правда. Какие там занятия после бессонной ночи: в четыре утра в кровать не ляжешь?

— В самом деле, какие, — пробормотал Чарлз.

— Мне только и остается, — рассудительно заметил провинциал, — слоняться до девяти часов. В девять отходит скорый, и я рад буду поскорей попасть домой. Здесь неподходящее для меня место, — добавил он, доверительно понизив голос. — Тут слишком много охотников до твоего кошелька.

— И охотятся здесь, надо сказать, удачно, — сочувственно заметил Чарлз.

— Удачно! — раздраженно подхватил столп общества. — Да, скажу вам, даже вспомнить страшно, сколько они из меня вытянули с десяти часов вечера. И вот вам мой совет, молодой человек. Не попадайтесь вы на приманку этих пройдох, что ловят вас на тротуаре и зазывают в свои клубы. Такие приветливые. «Вы к нам с ночевкой в Лондон, сэр? Загляните в наш клуб. Выпьете. Развлечетесь. Хорошенькие девочки». Хорошенькие! — Его сердитый голос гулко раздавался под продуваемой ветром аркой.

— Все-таки опыт, — сказал Чарлз, чувствуя, что надо перевести разговор на другое.

Если провинциал так ярится, что его пообчистили, пожалуй, он не слишком охотно заплатит за предложенную папиросу.

— Опыт! — повторил грубый, желчный голос. — И еще вот вам мой совет, если уж на то пошло. Есть такого рода опыт, который, как бы вам сказать, — он говорил с воодушевлением, — гроша ломаного не стоит. Даже если предложат вам даром.

Чарлз смотрел на него с сочувственным презрением. Этот субъект в своей броне самодовольного коммерческого успеха просто не мог удержаться от всякого рода советов. Даже выпотрошенный, вымотанный в погоне за тошнотворными наслаждениями, блуждая с пустым брюхом в жутком предутреннем тумане, он все-таки по привычке не мог удержаться от поучений. Ну, чем не Тарклз?

И все же надо попробовать. Небрежно достав пачку, Чарлз вытащил сигарету и закурил с намеренной медлительностью. Глубоко затянувшись, он прислонился к стене. Его собеседник посмотрел на него тревожно, ожидая, что ему предложат закурить. Несколько секунд он боролся с собственной гордостью, потом заговорил:

— А не найдется ли у вас еще одной сигареты?

Чарлз посмотрел так, словно его изумил этот вопрос.

— Я выкурил последнюю еще в полночь, — продолжал тот горячо и быстро. Ему, должно быть, смертельно хотелось курить. — Приходится угощать всю ораву, когда попадешь в такие места. Грязные мерзавцы, обманщики, — добавил он яростно.

— Что ж, — сказал Чарлз выжидающе. — Но, знаете, в такой час в Вест-энде сигарета — это сущая находка. Спрос и предложение. Вы — деловой человек, должны понять.

Глаза их встретились. За стеклами без оправы застыло подозрение и ненависть.

— Цена товара определяется спросом на свободном рынке, — продолжал Чарлз, дрожа от холода и тревоги. — Свободная инициатива создала страну такой, какая она есть.

Подход был, видимо, не тот. Коммерсант, без сомнения, разглагольствовал всю свою жизнь о том, как необходима свобода торговли; но это не мешало ему приходить в ярость, когда его оружие обращали против него же. А, по его словам, оно было успешно применено истекшей ночью его потрошителями.