Джон Уэйн - Спеши вниз

После окончания танцев он проводил Розу домой по душным улицам, мимо низких коричневых зданий. Дом́а все были на одно лицо, и все же каждый из них был единственным и любимым для их обитателей. Ночь стояла теплая, и насквозь взмокшая рубашка приятно холодила разгоряченное тело. Роза держала его за руку и молчала. Чарлз видел, что и такой, безучастный и холодный, он доставлял ей одну из незабываемых минут жизни. Этот вечер будет проблеском света, который вспыхнет в ее памяти, когда старухой, сидя у чьего-то очага, она будет вглядываться в длинные темные коридоры прошлых лет. Он знал, что, когда они подойдут к дверям ее дома, он должен поцеловать ее.

Фонари были редки в этом квартале, и дверь, у которой они остановились, скрывала широкая полоса тени. Не говоря ни слова, Роза сняла шляпу — жест, который так подходил ей и своей застенчивостью, и естественностью, и прямотой. Он означал, что сейчас она войдет в дом и что прогулка окончена. Она посмотрела на простую дощатую дверь без звонка или молоточка и не торопилась постучать в дверь или отпереть ее.

Когда он ее поцеловал, она слегка вздрогнула, но сохранила свое обычное выражение силы и спокойствия. Обняв девушку на мгновение, он почувствовал упругую плотность ее тела и то, как уверенно и устойчиво держат ее на земле ее сильные ноги. Но он оставался спокойным, потому что это не принижало и не возвышало его в собственных глазах, он просто испытывал умиротворенное и утешительное чувство, словно его наконец привели туда, где он и должен быть. Он добрался, может быть, и не домой, но к дому, где его примут и дадут спокойно укорениться до того дня, когда он и сам признает этот дом своим.

Это было в четверг, а в воскресенье они поехали автобусом в деревню. На окраине города Роза увидела в окно нечто вроде ярмарки на грязном пустыре.

— Знаете что, пойдемте на ярмарку, — горячо сказала она. — Я не каталась на карусели с тех пор… ну, словом, когда я еще была совсем ребенком.

— Вы и сейчас ребенок, — сказал он.

Она с радостью принимала любое его замечание, которое можно было так или иначе истолковать как комплимент, и сияла, когда они сошли на следующей остановке. Кондуктор кисло посмотрел на них, потому что, купив билеты за шесть пенсов, они проехали всего лишь на три, а это не укладывалось в его представление о порядке.

На ярмарке Роза была прелестна. Если нужно было чем-то подтвердить, что решение его правильно, то лучшего нельзя было желать. Ее простодушная живость, ее способность взахлеб наслаждаться маленькими, но милыми ей радостями проявились тут полностью. Он, казалось, позабыл про те три-четыре жизни, которые уложились в его двадцать три года, и сбросил груз своих лет. Они скакали круг за кругом на пучеглазых деревянных конях, старались выбить из гнезд растрескавшимися деревянными шарами чугунные кокосовые орехи, хохотали, напяливая друг на друга бумажные колпаки. На Розином было написано: «Поцелуй меня, моряк!»

— Я не моряк, — сказал он и поцеловал ее.

Глазевшие на них ребятишки захлопали и засмеялись, а Роза с притворным гневом прогнала их. Они смотрели, как сыпали в центрифугу сахар, а появлялся он в виде ваты, и ее намотали им на расщепленные палочки.

— Не занозите язык, — серьезно предостерегала Роза.

Время проходило так, как должно было проходить: бездумно, не оставляя никакого осадка.

Потом они пили чай в ее семье; сначала это представлялось ему пыткой, но первая половина дня привела его в такое розовое настроение, что он охотно согласился. И новое счастье с Розой, и неулегшееся раздражение после вечеринки у Берджа, и даже недавний необычный разговор с мистером Брейсуэйтом — все подготовило Чарлза к тому, чтобы со спокойной уверенностью выдержать и это испытание.

Было около пяти часов, когда Роза постучала в дверь своего дома. Им тотчас же отперла другая Роза, но только лет на двадцать пять старше. Коренастая, с морщинами около глаз и у рта, с тяжелыми плечами и руками, не очень-то приглядная, но с тем же выражением живости и энергии. Если Роза будет такой через двадцать пять лет, — ну что ж, это его устраивает. К тому времени и сам он будет не больно-то казист.

Мать Розы сказала, что рада его видеть. Он сказал, что рад видеть ее. На ней было воскресное платье, но то, как она держалась в нем, указывало, что дело тут не только в воскресенье.

Прихожей не было, входная дверь вела прямо в гостиную, пустоватую и чопорную, с большими фотографиями в посеребренных рамах, подавлявшими незатейливую мебель. Располагая всего двумя комнатами первого этажа на всех, они одну сохранили как музей: да, это Англия! Чарлз увидел отца Розы, только пройдя в заднюю комнату.