Владимир Крупин - Время горящей спички (сборник)

— Теперь о деле. Арканзас, унеси свои уши в коридор. А лучше озаботься моим организмом. У меня ночь впереди.

Аркаша поглядел на меня. Я понял и выдал некую сумму. Аркаша хлопнул в ладоши и ушел. Иван Иваныч сделал богатырский заглот желтой жидкости. Отдышался.

— Ты с ними для начала дал промашку. Хочешь выпить — пей без них. Нужна дистанция. Но специалисты они отменные. Я после них обобщал — и ему. Потом тебе от него записку передам.

— То есть от того, который умер?

— Ну да. Тебя ж ему на замену привезли?

— Иван, ты меня за дурака принимаешь? А еще за кого?

— Мою приставку к имени не присваиваивай. Иван не ты, я. Иоанн, который слезает с печки и после сражения со Змей Горынычем становится царем. Или вариант: возвращается к своей сохе, в моем варианте — к дивану. Так что Иван-дурак — это я. Ты же — руководитель разработок рекомендаций. Или что новое поручили? Ну, не делись, понимаю. — Иван Иванович пошевелился. — Этих штукарей, которые у тебя, пора встряхнуть. Их дело было — восславить пути, на которые свернули Россию, и убедить простонародье, что демократия — это верный, товарищи-дамы-господа, путь. Они исследовали, но не угодили. Вообще подвергли сомнениям систему демократии. И боюсь, что приговорены. Их надо попробовать спасти. Реанимировать, проветрить и сажать за разработку путей движения, по которым, — он нажал, — надо ходить. Может, и заказчики начнут что-то соображать. Ты же понимаешь, что все эти саммитские уверения в многополярности и многовекторности мира — это сказки для идиотов. Займемся конкретикой. Я — твоя правая рука. Я не Толстой, по двенадцать раз не переписываю, с полпинка понимаю.

— Иван Иваныч, у меня ощущение, что я в театре абсурда, — сказал я.

Он еще раз пошевелился:

— Так ведь и в театре можно всерьез умереть.

Я решил: все они тут сдвинутые, лучше мне быть подальше от них. А этот лежачий мыслитель еще, вроде в шутку, угрожает. Я объявил, что пойду займусь конкретикой, соберусь в обратный путь.

— Не торопись, — остановил он меня. — Присядь. У нас не только ночь, но и вечность в запасе. Обломов одного Штольца перележал, а я не меньше чем пятерых.

— Но ведь Штольц пережил Обломова.

— Так это ж в книжке. А в жизни? Меня они не пересилят.

— И как ты свой закон о времени открыл? — Я в самом деле уселся на табуретку.

— В непогоду, в аэропорту, я докатился до разгадывания кроссвордов и понял: ниже падать некуда. Согласен? Тратить ум разгадкой вопроса, какое женское имя имеет река, текущая по Сибири, значит делаться идиотом. Аэропорт. За стеклами садятся и взлетают самолеты. Глянешь в другую сторону — платформа, подходят поезда, в третью — на площади автобусы и такси. Плюс общее движение людей и чемоданов. А пока гляжу на все эти движения, движется и время. Так? Я встал, походил, посидел и открыл.

— Послушай, — спросил я. — Вопрос попроще. Где они берут деньги на пьянку? Ну ладно, я приехал, попоил два дня, а как без меня?

— Ну-у, — протянул Иван Иваныч, — мало ли. Вначале-то их поили. Аркашка самогон таскал. А как впились, то и сами стали соображать. А на что новые русские и банкиры жиреют, бизнесмены пузырятся? Это все происходит за счет расходования остатков социализма. Их до коммунизма не пропить. Одного железа на колонну танков, только не ленись таскать. Проводов, меди всякой, алюминия. Да тут пить и пить. Твоя задача — иностранцев не подпустить, от концессий отбиться, инвестиции отвергнуть, ВТО и МВФ кукиш показать. И избавиться от страха, что транснациональные компании всесильны. Это о них говорил ихний Маркс: ради прибыли мать родную голой по миру пустят. А нам прибыли не надо, нам радость нужна. Большое счастье жить в стране России, но выше счастье — созидать ее.

Говоря все это, Иван Иваныч нагнулся, поставил на пол широкую кружку, потом тонкой струйкой сверху, не промахиваясь, с заметным удовольствием стал лить в нее пиво, вспенивая над кружкой белый сугроб, потом, опять же не спеша, вознес кружку на стол и, опять подождав, стал из нее отглатывать. После каждого глотка прислушивался к себе. Каждый раз оставался доволен:

— Река времени течет по миру. И плывут в ней народы и государства. А мы на берегу. Куда спешить?

— Ты давно здесь лежишь?

— Обычного времени, то года три, а Божеского, может, и секунды не пролежал. Ты мне вот что разверни в виде тезисов. Что такое демократия для России?

— Это свиное рыло, которое залезло в русский огород, жрет в нем и гадит на него. Еще развернуть?