Владимир Крупин - Время горящей спички (сборник)

— Гена, не вульгаризируй общение, — заметил лысый Ильич.

— А ты по-русски можешь?

— Уже не может, — заметил Лева, — год русского языка закончился.

— Обидно вам, — ехидно сказал Генат. — Ученые! И ученых из рая выперли. А то и не пили, и пить со мной не хотели, вот жизнь вас и проучила. На пузырек подсели. — Генат вдруг задвигал ноздрями, услышал запахи, доносящиеся с кухни.

— Пойду на зов желудка, — сказал он. — Искал ее в краю далеком, а где она? Она под боком. Путь к сердцу мужчины лежит через тарелку борща.

И скрылся за занавеской.

Немедленно на середину вышел Ильич, выбросил вперед, по-ленински, руку:

— Может быть, коллеги, кто-то верит избитой пошлости про путь к сердцу мужчины, — жест в сторону кухни, — но путь к сердцу России, — жест к своему сердцу, — лежит через душу. Именно так. Вот эту мысль надо иллюминировать. Зачем я здесь? Затем, что писал речи для первых лиц. Перед вами спичрайтер, который всех переспичит. Но оказались первые лица несмысленными галатами. Не вняли. Теперь мы понимаем, им наши труды, над чем мы горбатились, в папочку «К докладу» не клали. У несмысленных галатов оч-чень осмысленные шептуны при каждом ухе. Я сказал и не был услышан: нельзя талмудычить только о благосостоянии. Возрождение России свершается за год без единого затратного рубля. Первое лицо государства должно посыпать голову пеплом и сказать в послании: «Год молиться — воспрянет страна, только надо молиться без роздыха». Предложение забодали. Там же все с рогами. Друзья мои, — Ильич перешел на задушевные ноты, — друзья мои, если бы с экранов телевизора, кино, из газет и журналов приказом правительства исчезли похабщина, разврат, сцены постели и мордобоя, если бы все это свалить в болото перестройки, тогда б мы жили и дольше, и счастливее. Пока же демократы целенаправленно вгоняют нас в гроб пропагандой адской жизни и картинами гибели России.

— Штампами говоришь, — сердито заметил оборонщик. — Все проще — в гроб вгоняют, чтоб на пенсиях экономить. Раньше у тебя выступления были лучше.

— Да и раньше меня не слушали. Хоть сейчас дай договорить. Самое мерзкое из того, что пришло в Россию, — то, что молодежь ищет не призвания, а выгоды. Девушка ждет не любви, а богатого мужа. Что вы все меня окорачиваете?

— Да ты что, да разве мы можем, и кого? Тебя? Обидеть? — загудел оборонщик. — Ильичушка, родной! Я же вот как помню твои доклады: «Когда появляется Конституция, государство гибнет» и второй: «Когда появляется парламент, народ становится бесправным». Они у тебя сохранились?

— Да если не сохранились, я заново напишу. У меня еще в работе синтез Феофана Затворника, Данилевского, Ильина и Леонтьева. А также глупость цели — стать конкурентоспособными.

— Позвольте поднять личный экономический вопрос, — вступил Лева. — Обещали золотые горы, и — ни копейки. Вы разберитесь.

— То есть вас купили и вывезли? — Я что-то начинал соображать.

— Я не за деньгами ехал, за идею! — заявил оборонщик.

Дверь избы медленно открылась, и так же медленно в дверном проеме появился кирзовый сапог большого размера. Но когда он вдвинулся в избу полностью, оказалось, что сапог надет на женскую ногу. Вскоре хозяйка ноги вдвинулась полностью:

— Не ждали, но надеялись, так?

Это снова была Людмила, которая вчера вино вкушала, курила на крыльце, а потом исчезла. Как и вчера, села рядом.

— Не захотел со мной Буратино делать? Умный. Я б тебя все равно бросила.

— То есть не любить тебя невозможно?

— А как же. Ты вот спроси, а лучше не спрашивай, с чего я пошла в жизнь такую безотрадную? С чего запела: «Не говорите мне о нем, еще былое не забыто»?

— С чего?

— А, спросил. С чего же бабе погибать, как не с любви проклятой. Мужики отчего пьют? За компанию или с горя. А бабы? От отсутствия любви. Он бросил меня, брошенка я. И ты туда же, спрашиваешь, зачем пью. Зачем спрашивать, когда ответ ясен. И — только! Чего не наливаешь? — Я налил в чашку, она ее опрокинула, посидела секунду, потом встряхнулась. — Ах, как хочу мстить! Вот паразит уже у ног ползает, вот! И тут его от-топнуть!

Людмила показала, как отопнет — мотнула ногой так, что сапог слетел с нее, два раза по-цирковому перевернулся в воздухе и по-гвардейски встал на полную подошву. Людмила полюбовалась своей обнаженной красивой ногой, покивала ступней и вновь заключила ногу в кем-то поданный обретавший временную свободу сапог.