Исмаиль Кадарэ - Вестник беды. Islama nox

Фирман в конце концов был принят — величественный и скорбный, точно похоронный обряд. Отныне всем албанкам, гречанкам, сербкам, румынкам, боснийкам, болгаркам, как и всем прочим мусульманкам, предписывалось с тринадцати лет носить чадру.

Хаджи Милети слушал все это, раскрыв рот от удивления. Вот ведь как все обернулось. Оно и понятно: ведь не могло же быть в одной империи двух законов, один — для одних и другой — для других. Ему вспомнилось все услышанное о балканских женщинах.

Хаджи Милети продолжал внимательно сверять цифры на накладных, в то время как старший кладовщик пробирался среди тюков, спотыкаясь о них на каждом шагу. «Полмиллиона», — прошептал Хаджи Милети, и душу его переполнила гордость: вот как могущественно государство, которому он служит. А ведь это была лишь первая партия покрывал, подготовленных к отправке. За ней последуют другие, пока наконец тамошние края (сейчас ему представлялось, что на теле империи, словно на теле женщины, оставалось обнаженным срамное место) не будут укрыты ими полностью.

Еще до рассвета караван Хаджи Милети покинул столицу. Было холодно. Со стороны Мраморного моря непрестанно дул ветер.

Он ехал весь день, ни на минуту не останавливаясь. Нужно было засветло прибыть в Орман-чифлик, [2] Орман — лес, чаща (турецк.) где он должен был заночевать. Существовало строжайшее правило, по которому все курьеры и служащие, отправляющиеся по делам в западные владения империи и возвращающиеся оттуда, должны были переночевать именно там. Почему? Этого не знал никто. Да и Хаджи Милети никогда не задумывался над этим. Но ему, как и всем, впервые отправляющимся по делам в европейскую часть государства, напомнили об этом правиле. Он же постарался хорошенько запомнить его, как запоминал по обыкновению, не вдаваясь в детали, все, что касалось государственных дел. Хотя это правило не могло не казаться несколько странным: в какое бы время дня и ночи ни прибывал ты в Орман-чифлик, нельзя было продолжать свой путь, не переночевав там. И случись тебе на обратном пути оказаться в Орман-чифлике пополудни, даже в том случае, если почта или документы, которые ты везешь, большой государственной важности, если тоска твоя по ближним нестерпима, а столица — вот она, рукой подать, — даже в этом случае ты не мог продолжать свой путь. Нет, ты обязан был в любом случае дождаться ночи, провести ее в Орман-чифлике и только утром отправиться дальше.

Несколько раз в дороге Хаджи Милети силился представить себе, как мог выглядеть этот самый Орман-чифлик, но его незатейливое воображение, исходя из названия, рисовало лишь очертания леса. И в самом деле, первое, что он увидел, приближаясь к постоялому двору, был лес, показавшийся ему мрачным в сгущающихся сумерках. Несколько тусклых фонарей вырывали из темноты двухэтажные строения, выглядевшие необитаемыми. Какой-то человек неожиданно вынырнул из темноты. Он устремился к Хаджи с вопросом, откуда тот и куда направляется. Караванщик протянул ему свои документы. Незнакомец внимательно прочел их, и взгляд его скользнул от документов к каравану и мулам.

— Хорошо, — произнес он наконец. — Мулов поставишь вон туда, — он указал рукой направо, — а сам заночуешь здесь…

Хаджи взглянул на постройку из красного кирпича, на которую указывал незнакомец.

— А потом?

Незнакомец удивленно взметнул брови.

— Что «потом»? — переспросил он. — Ты и сам знаешь, что делать потом. Поутру отправишься в путь, разве не так?

— Да-да, — смущенно выдавил Хаджи.

— Что ж, как я понял, впереди у тебя долгий путь. В опасных местах тебе, конечно, обеспечат охрану.

— Вот как?

— Да, полагаю, так. Насколько я понял, у тебя ценный груз…

— О да.

— Но ты не беспокойся. В каждом пашалыке сами знают, как нужно охранять государственные караваны. Так что спокойной ночи…

— Спокойной ночи, — ответил Хаджи.

Ему казалось, что, измученный дорогой, он тут же заснет. Однако, как ни странно, сон не шел. Он долго ворочался, пытаясь уснуть. Но те короткие мгновения полусна, который словно обволакивал его, только утомили еще больше. Наконец он не выдержал, поднялся. Решил глянуть на мулов, но не успел он выйти, как из темноты послышался голос:

— Ты куда, ага?

— Хотел вот глянуть, как там мои мулы…

— Не тревожься. Место здесь надежное.

— Ну раз так — ладно.

Он вернулся в маленькую комнату с голыми стенами, которую тусклый свет керосиновой лампы делал еще более мрачной. «Место здесь надежное», — повторил он про себя, будто слова эти могли принести ему столь желанный сон.