Владимир Орлов - Земля имеет форму чемодана

Мезенцева промолчала.

— Меня не отпустят, — сказала она.

Потом добавила:

— Прошу вас, Евгений Макарович, не сообщайте сейчас же Селиванову о моей выходке. Позвольте ещё несколько дней побыть вашей Баборыбой.

Куропёлкин позволил.

Смотреть на бывшую Лосю ему было противно.

Впрочем, а чем он был лучше её?

Ничем.

Он сразу же принялся искать оправдания не попавшей в олимпийскую сборную синхронистке. Что такое профессиональный спорт, имел представление. Он исключительно по глупости оказался подсобным рабочим в хозяйстве госпожи Звонковой. А у Милы Мезенцевой наверняка имелись серьёзнейшие причины ввязаться в авантюру с преображением в Баборыбу. Для него, Куропёлкина, Баборыба была блажью. А вот для Мезенцевой всё могло кончиться и прыжком в пропасть…

Позволить-то Куропёлкин позволил побыть ешё Баборыбой, но сказал, что ему необходимо переварить открытие у себя в избушке. Баборыбе же посоветовал на случай проверочного прихода Селиванова снова встречать того в полусонном и утомлённо-обесточенном состоянии.

И удалился в избушку.

И было что там обдумать и переварить.

Сразу же пришли на ум порученец и менеджер Анатоль и профессор-рыбовед Удочкин.

Ну ладно, Анатоль. Сразу было видно, что прохиндей. Но романтический-то профессор Удочкин, радостно пообещавший написать монографию о Баборыбе! Он-то кто? Неужели его смогли убедить в том, что неведомая Баборыба отловлена в северных реках и что её отлов, отлов доброго и доверчивого существа, мог быть более вероятным и удачным, нежели поимка свирепого снежного человека и кровопийцы в украинских курятниках — чупакабры.

Вряд ли. Не идиот же он. Хотя и фантазёр.

Ладно, решил Куропёлкин, вынесем за скобки менеджера Анатоля и профессора Удочкина. Пока.

Главное, что к нему отнеслись удивительно серьёзно и не то чтобы искательно, но с явным старанием ублажать его капризы. Выполнение его требований, вываленных в кураже на бумагу Книги жалоб и предложений, по неосознанной даже им самим прихоти, так вот выполнение их ретиво, с какой-то даже унизительной поспешностью тревожило, а то и пугало Куропёлкина. А ведь в результатах этих требованиях у Куропёлкина, пожалуй, и не было особой нужды, как и в отлове и доставке придуманной им Баборыбы. Похоже, захотел бы он для развлечений иметь при себе, скажем, Кинг-Конга или для философических собеседований говорящего панамского ленивца, ему приволокли бы и Кинг-Конга, и ленивца с пальмовой ветки. Стало быть, какие-то важные ведомства были заинтересованы в использовании его личности. Ради его шальных и безответственно-необязательных требований были отпущены средства, и не малые, например, на Шалаш и Аквариум с подземными коммуникациями.

И ведь подобрали, прикупили и всучили ему синхронистку Милу Мезенцеву, раньше Куропёлкин даже не обращал внимания на следы прищепок на её переносице, теперь заметил их.

Значит, слова Селиванова о предстоящем и неизбежном подвиге, новом, были обеспечены золотом необходимости государства и основательных сил.

Радовать это Куропёлкина никак не могло. К исследованиям его личности он относился, конечно, легкомысленно. Как и к разговорам с руководителем диспансеризации Селивановым, то есть думал, что, если и случится ему осуществлять новый подвиг, то это — лет через двадцать, а то и позже, подберут иных умельцев, помоложе, и он, авось, тогда и вовсе не потребуется. Другие найдутся бойцы и другие технологии. Но из-за стараний заинтересованной стороны (Баборыба, Шалаш, Аквариум) выходило, что ни о каких двадцати годах приручения его речь не идёт. Компетентные люди спешили, и надо бежать.

Надо не раздумывать. А надо бежать!

Куда бежать и где прятаться?

И от кого прятаться? От Селиванова и его структуры не спрячешься. Пожалуй, какой-то ущерб следовало бы учинить своему организму, чтобы пробиться в инвалиды. Но и калечить себя не было желания.

А от одной особы, понял вдруг Куропёлкин, стыдно было бы сбегать и прятаться. И наверняка вдалеке от неё он мог бы и заскучать. Однако она-то вряд ли бы заскучала вдалеке от него и принялась бы его разыскивать.

Эта особа была иной, нежели он, породы.

И снова Куропёлкин отменил экстренную степень готовности к побегу.

И посчитал, чтобы не вызывать (у Селиванова, например) необоснованных подозрений, надо появляться в Шалаше и ворковать с Баборыбой. То есть она вроде бы научилась производить звуковые эффекты, мол, он всё же продолжал быть Пигмалионом и возбудил в ней проявление новых свойств организма.