Владимир Орлов - Земля имеет форму чемодана

В ночные часы оно, естественно…

И не в одни лишь ночные часы…

И тогда Куропёлкин посчитал, что Пигмалион Пигмалионом, взрослый мужик взрослым мужиком, но воспитание Лоси должно было быть ненавязчивым и нежным, без розг и без приглашений барышни в угол. И уж, конечно, не следовало создавать проблемы из-за несовпадения их обеденных интересов, и чтобы эти несовпадения не повлияли на их ночные часы и аквариумные.

Пришла мысль. Вести с Лосей разговоры с помощью изданий с картинками. Сразу выяснилось, что Лосе милы журналы. Прежде всего — гламурные, с моделями одежды и ювелирными новостями.

Лося, прислонившись к плечу Куропёлкина, сама листала журналы и находила картинки ей интересные. Забыл сообщить, что перед тем Куропёлкин предпринял иную просветительскую попытку. Раскладывал перед барышней альбомы из серии «Музеи мира» и иногда даже делал паузы в просмотрах, однажды, скажем, минут пять держал перед глазами Лоси «Шоколадницу» Лиотара (без всякой будто бы сверхзадачи), но вызвал лишь зевоту просвещаемой им девы. Иногда, правда, Лося оживлялась, это — в случаях присутствия на героинях полотен парчовых одежд, мехов и драгоценных украшений. Интерес, с почёсыванием переносицы, несомненно, вызвали у Лоси купеческие портреты и их современная разновидность — картины бескорыстного ретушёра Шилова, подарившего москвичам, без всякого с их стороны желания, музей имени Шилова.

После эпизода с Шиловым Куропёлкин и посчитал нужным воспользоваться помощью гламурных журналов.

При этом обнаружилось, что Лосю в житейских университетах научили писать и даже привили кое-какие понимания сути букв и цифр. Чему Куропёлкин, естественно, обрадовался. И конечно, обрадовали старшего по совместному проживанию исполненные Лосей зарисовки платьев, рекламируемых журналом «Космополитен». «Неужели, — умилялся Куропёлкин, — у неё ещё совсем недавно вместо рук были плавники?»

Развитие Лоси продолжалось. И теперь её стали интересовать не только платья, блузки, кулоны с изумрудами, но и автомобили, не самые дешёвые. Пальчиком Лося проводила по цифрам под снимками иномарок, губы её шевелились, порой она взглядывала на Куропёлкина явно с желанием спросить его о чём-то, для неё важном, а однажды Куропёлкин будто бы услышал девичий шёпот: «А это мы сможем с тобой иметь?» Куропёлкин растерялся. «Ты заговорила?» — спросил он. Немота была ему ответом. Лося лишь смотрела на него, а потом начала гладить предлагаемый журналом жёлтый автомобиль («Ситроен», — сообразил Куропёлкин. — Но вроде бы «Ситроен» разорился…) Так, рассудил Куропёлкин, размечтался, до слуховых глюков довёл себя. «Зашептала!.. Если бы!» Но отбросим глюки, подумал Куропёлкин. А вот если бы Лося, в реальности, попросила подарить ей «Ситроен»? Или хотя бы «Мицубиси-Паджеро»? Что бы он ей ответил? Скорее всего, он, сегодняшний, пообещал бы подарить. Бахвал!

Однако на какие шиши?

Селиванов притягивал его к новому подвигу.

Но подвиги, пусть и в редких случаях, ещё и поощрялись. Стало быть, надо было не увиливать от своего, по Селиванову, предназначения и заработать средства для поддержания их с Лосей сладкой жизни. От этой жизни он пребывал нынче в удовольствиях.

Ничего иного Куропёлкину сейчас не требовалось.

Но однажды Куропёлкин ощутил, что они с Лосей вроде бы устали друг от друга.

То есть он-то, пожалуй, и не утомился. Он-то был готов к труду и обороне. А вот Лося, Баборыба, снова, похоже, и впрямь послабела. Очень может быть, из неё, всё ещё угнетенной особенностями сухопутной жизни, утекла энергия.

Лося потеряла интерес к гламурным журналам.

Не такими сладкими стали для неё и часы ночные и аквариумные. Куропёлкин не мог не чувствовать этого. При том Лося жестами изображала тяготы своего организма, но жалобы её напомнили Куропёлкину о знакомых ему жалобах, свойственным дамам, выросшим не в речных струях, а в гуляниях по асфальтам, теперь же — по плиткам тротуаров. То у Лоси, надо понимать, заболевала голова, то ей надо было срочно пить мезим или же средства от диареи.

Куропёлкин, естественно, сострадал подруге, но и расстраивался.

Мог бы посчитать, что Лося капризничает или дуру валяет, но полагал, что дуться на неё будет неприлично. Насилий не производил, уверил себя в том, что всё само собой изменится и к лучшему.

Однако к лучшему ничего не менялось. И Куропёлкин заскучал. Попытался сделать Баборыбе вразумления (с итальянской остротой жестов), но Лося лишь повернулась и улеглась к Куропёлкину спиной. На вопросы Куропёлкина Селиванов отвечал невнятно и в который раз порекомендовал потерпеть. Причём на временные энергетические потери бывшего водяного существа ссылок не последовало.