Джон Гришем - Рождество с неудачниками

— Блэр, — сказал он.

Нора тут же подскочила к нему.

Следующим словом, потрясшим Лютера, было «Майами». Блэр говорила что-то до него и после, но зациклился он именно на «Майами». И почувствовал, как почва уходит из-под ног. Он шел ко дну, и все вокруг стало призрачным и нереальным.

— Где ты, дорогая? — спросил он.

Несколько слов, потом снова прозвучало это «Майами».

— Ты в Майами? — неестественно высоким голосом переспросил Лютер.

Нора тихо ахнула и придвинулась еще ближе. Расширенные, возбужденные глаза жены теперь были всего в нескольких дюймах от его лица.

Потом он слушал. И повторял:

— Ты в Майами, приезжаешь домой на Рождество. Но это же здорово, Блэр!

У Норы лицо от удивления вытянулось так, что Лютер подумал: такой свою жену он еще никогда не видел.

Он послушал еще, потом спросил:

— Кто? Энрике? — И прокричал уже совершенно диким голосом: — Твой жених! Какой еще жених?..

Сколь ни странно, но Норе все же удалось сохранить некоторое самообладание. И она нажала кнопку, включив микрофон. Голос Блэр зазвучал уже на всю комнату:

— Он врач, перуанец. Мы познакомились, как только я приехала, и он такой чудесный, такой замечательный человек, папа! Это любовь с первого взгляда, уже через неделю мы решили пожениться. Он никогда не был в Штатах, представляешь? И ему все нравится! Я рассказывала ему, как мы в Америке справляем Рождество: елка, игрушки, лампочки, снеговик на крыше, потом рождественский обед и все прочее. А снег идет, пап? Энрике никогда не видел снега, белого Рождества!..

— Нет, милая, еще не пошел. Погоди, тут мама рвет из рук трубку.

Лютер протянул трубку Норе. Та вцепилась в нее, хотя при включенном микрофоне это было вовсе не обязательно.

— Блэр? Где ты, дорогая? — воскликнула Нора, пытаясь вложит в вопрос весь энтузиазм, на какой она была способна.

— В аэропорту Майами, мамочка. И наш борт прибывает в шесть часов три минуты. Мам, тебе обязательно понравится Энрике, он такой милый, такой красавчик, что ты упадешь! Мы влюблены друг в друга просто безумно! И уже планируем свадьбу. Возможно, этим летом, ты как считаешь?

— Ну, там посмотрим.

Лютер рухнул на диван, сраженный новостями наповал.

Блэр же продолжала:

— Я рассказывала ему о Рождестве на Хемлок-стрит, о ребятишках, о том, как они радуются и играют, о снеговиках, о грандиозных приемах, которые мы закатываем дома. У тебя все готово к рождественскому обеду, а, мамочка?

Лютер тихо застонал, и тут Нора допустила первую свою ошибку. Впрочем, винить ее было сложно, паника мешала рассуждать здраво. Позже Лютер справедливо упрекал ее в том, что она не сказала, хотя должна была сразу заявить примерно следующее: «Нет, милая, в этом году никакой вечеринки мы не устраиваем».

Ошеломленная свалившимися на нее новостями Нора вымолвила:

— Ну конечно, готово.

Лютер издал еще один стон. Нора покосилась на него: отпускник-бездельник в нелепом ярком костюме лежал на диване, точно пулей сраженный. Да она сама бы пристрелила его на месте, будь у нее такая возможность.

Блэр ликовала:

— О, замечательно! Энрике всегда мечтал отпраздновать Рождество в Штатах! Ведь я столько рассказывала ему об этом чудесном празднике. Настоящий сюрприз, верно, мамуля?

— Да, дорогая, действительно сюрприз. Я очень, очень рада, — умудрилась выдавить Нора, причем это получилось у нее довольно убедительно.

— Только никаких подарков, мам, ладно? Пожалуйста, обещай, что не будет подарков. Я собиралась сделать вам сюрприз, просто приехать домой без предупреждения. И не хочу, чтобы вы с папой в последний момент носились по магазинам в поисках подарков. Обещаешь?

— Обещаю.

— Вот и славно. Жду не дождусь, когда буду дома.

«Но ты же там и месяца не пробыла!» — хотелось сказать Лютеру.

— Мы ведь не доставим вам беспокойства, мамочка?

Словно Лютер с Норой могли ответить на этот вопрос утвердительно. Словно у них был выбор. Не могли же они сказать родной дочери: «Нет, Блэр, в этом году домой на Рождество тебе нельзя. Так что разворачивайся, дорогая, и лети обратно, в свои перуанские джунгли».

— Ладно, мне пора. Сейчас у нас рейс до Атланты, там пересадка, и домой. Можете нас встретить?

— Ну конечно, милая, — ответила Нора. — Без проблем. Так ты говоришь, он врач?

— Да, мама. И он такой замечательный!

Лютер сидел на самом краешке дивана, закрыв лицо руками, точно плакал. Нора стояла в центре комнаты, зажав в руке телефонную трубку, стояла и смотрела на мужа, точно решая, стоит ли запустить в него этой самой трубкой или нет.