Владимир Гончаров - Апокриф

Проводники заверили Тиоракиса (именно он сопровождал инвалида), что заранее предупредят о приближении к пересадочной станции и помогут ему и его подопечному выгрузиться из поезда. Ветка рельсового пути, уходившая в сторону Баскена, начиналась от железнодорожного узла, лежавшего в бывшей Черной степи, всего в трех десятках километров от Кривой Бэры, того самого города, из которого когда-то был вынужден бежать дед Тиоракиса вместе со всей своей семьей. Тиоракис почему-то вспомнил об этом, когда, устроив совершенно непритворно больного (хотя и не астмой) Крюка на спальное место, вышел из купе и стал от нечего делать изучать вывешенную между вагонными окнами схему маршрута с указанием станций, времени прибытий, стоянок и отправлений. Ему пришло в голову, что можно будет как-нибудь и когда-нибудь заехать в это место, посмотреть на декорацию, так сказать, в которой имела начало семейная сага, неоднократно слышанная им в изложении матери. «Хотя, какая там декорация! — подумал Тиоракис. — В Кривой Горе, наверное, все десять раз переменилось за прошедшую пропасть лет. Это с мамой надо ехать. Вот она-то сможет сказать, похож нынешний город — на город ее детства или нет».

За окном вагона, медленно проворачивалось пространство. Однако плавного его перетекания вдоль черты горизонта Тиоракис не замечал, хотя со стороны казалось, что он зачарованно смотрит на абсолютно не стоящий такого внимания пейзаж. На самом деле его взгляд был совершенно невидящим, а сам он витал где-то в своих мыслях. Если бы кому-нибудь пришло в голову спросить у него, что он видел, скажем, минуту или десять минут назад, Тиоракис не нашелся бы, что ответить.

Было о чем поразмыслить. Последние недели, насыщенные событиями вновь потребовали напряжения всех физических и душевных сил и снова поставили его в ситуацию трудного выбора.

После всех приключений, связанных с «неудачной» диверсией на железной дороге, нужно было организовать и, что самое сложное, безошибочно и убедительно сыграть нелегкий спектакль с эвакуацией Крюка из его временного убежища.

Когда при разработке операции старую и самую занюханную дачу на краю поселка определяли в качестве места, куда будет доставлен раненный боевик, предполагалось, что он там и загнется. А, собственно утилизация трупа должна была стать проблемой «баскенцев». Утащат они его в подступавший прямо к даче лес и там зароют, или оставят на месте до весны (в качестве сюрприза настоящим хозяевам дома) — для целей комбинации в изначальном ее виде значения не имело. Ни мешать, ни помогать боевикам в этом деле никто не собирался.

Зато теперь, когда Крюк остался в живых и планы в отношении него изменились, задача как-то поестественнее обставить его вывоз в более безопасное, с точки зрения боевиков, место легла на плечи гэбэровцев.

Просто подлететь к даче на машине, быстро сунуть туда Крюка и также споро ретироваться, возможности не представлялось. К убогой обители не было нормальной дороги. Асфальт заканчивался у въезда в поселок, примерно в полукилометре от злополучного дома. Здесь была разворотная площадка автобуса и маленький магазинчик, которым в летнее время пользовались дачники, а зимой — редкие постоянные жители поселка. От этого места к домику вела неотсыпанная грунтовая дорога, раскисшая от бесконечных дождей и с каждым поворотом становившаяся все более неухоженной и непроезжей.

Оставить машину на площадке перед любопытствующими взорами скучающего продавца, а также навещающих его старожилов, и отправиться вглубь поселка с носилками, означало обеспечить себе совершенно нежелательную встречу с полицейскими на выходе. Приехать поздно ночью? Опять же — магазинный сторож при телефоне, да еще пост жандармерии как раз в месте примыкания к автотрассе ответвления до дачного поселка. Наверняка, остановят и проверят. Можно, конечно, предупредить полицейских, но это означает совершенно лишнюю, даже в этой среде, огласку того факта, что ФБГБ проводит какую-то комбинацию. Да и слишком много посторонних для дела глаз увидят, кого не следует. Так что — это только в самом крайнем случае! Кроме того, слишком явная «зеленая улица» могла вызвать подозрения и у самого Крюка (он дураком отнюдь не был), и у тех из боевиков, которых Тиоракису придется привлечь для помощи. Не жандармов же просить носилки тащить!

Оставалось делать все таким образом, как если бы «гэбэровцы» в этом вовсе не участвовали.