Владимир Гончаров - Апокриф

Желания бороться за восстановление прежних отношений с Леттой у Тиоракиса не было. Ослабление любви как всегда способствует более трезвому и критичному взгляду на совсем еще недавно, казалось, безупречный предмет обожания. Вдруг в глаза начинают буквально лезть очевидные пороки и недостатки, которых еще совсем недавно то ли вовсе не было, то ли они представлялись мелкими и не заслуживающими внимания побочными продуктами достоинств избранника.

А Тиоракиса последнее время стали очень раздражать обычные для Летты истерические капризы, тем более, что, попривыкнув к Тиоракису и, видимо, переоценивая чувство его привязанности к себе, она перестала придерживать при нем свой характер. Неожиданно для себя Тиоракис стал замечать, что женщина, в которую он был влюблен, не только вздорна, но и не слишком интересна, как человек. Она мало читала, скучала за «умными» разговорами, зато могла бесконечно рассказывать о перипетиях своих калейдоскопически меняющихся отношений с подружками, родственниками, поклонниками… Причины своих успехов или трудностей она сплошь и рядом выводила из каких-то, казавшихся Тиоракису дремучими, суеверий, и при этом всегда была самоуверенно-безапелляционна… Тиоракиса вечно подмывало раскритиковать подобные благоглупости, но это почти всегда означало очередную размолвку. Короче, душевного контакта, основанного на общности интересов, жизненных установок и реакций, не выходило. Вместо приятного расслабления, которое наступает от общения с близким по духу человеком, Тиоракис, находясь рядом с Леттой, все чаще испытывал напряжение от необходимости сдерживаться, подвергать внутренней цензуре то, что ему хотелось высказать, придерживать про себя готовые возражения на ее слова, пропускать мимо ушей несправедливые, на его взгляд, оценки…

Кроме того, Летта любила выпить, причем, чем дальше — тем больше. Само по себе это не было катастрофично (мало ли, кто любит!), но во хмелю она становилась вовсе неуправляемой. «Я пьяная — дурная!» — с некоторой даже гордостью предупреждала Летта, однако вооруженность этим знанием для того, кто был с нею рядом, не приносило никакого облегчения. В таком состоянии она на пустом месте могла спровоцировать скандал или даже драку… С пьяным азартом участвуя в сваре сама, требовала полного одобрения и поддержки своих действий от тех друзей или знакомых, которые имели злополучие оказаться в этот момент в одной с ней компании.

Тиоракис и сам неоднократно оказывался по милости Летты в подобных ситуациях, любителем которых отнюдь не был. В последний раз, в канун дня ее рождения, ему даже пришлось драться с какими-то первыми встречными-поперечными на ночной улице, по тому только дурацкому основанию, что в это безобразие его втянула любимая женщина, которая сама же все и спровоцировала. Морально он чувствовал себя ужасно. Поэтому, когда Летта, post factum, начала свои очередные воинственные разглагольствования, виня всех и вся в неправильном поведении, Тиоракис не выдержал и довольно резко указал ей на то, что в основе события лежала ее собственная безобразная выходка. Летта, разумеется, встала на дыбы и в самых площадных выражениях высказала свое мнение и о данной позиции Тиоракиса, и о нем самом, а он, как всегда, не пожелав участвовать в бесплодных разборках с подвыпившей женщиной, развернулся через каблук и, не отвечая на брань, ушел.

После этого случая трещина, возникшая в его отношениях с Леттой, стала как-то особенно заметна, не давала о себе забыть, а в душевном состоянии Тиоракиса нарушился некий баланс. Теперь, при мыслях о встрече с Леттой, былые ощущения нетерпения, нежного трепетания, сладкого предвкушения все чаще перебивались, явно неуместным для расцвета чувств, привкусом беспокойства, тревоги, ожидания каких-нибудь неприятностей… И еще всплывала крамольная мысль: а не будет ли мне лучше, если на этот раз мы обойдемся друг без друга?

При той эмоциональной нагрузке, которую Тиоракис и без того испытывал, разыгрывая по заданию ФБГБ свою тайную партию, капризная, взбалмошная и часто неадекватная подруга становилась дополнительной тяжелой и даже небезопасной обузой.

«Мне это надо?» — откровенно спросил себя Тиоракис, и резюмировал. — «Обойдусь!»

— …Можно подумать, что кроме Ансельма у нас там никого нет!

— Есть. Но Ансельм продвинулся дальше всех. И шансы пойти дальше, на мой взгляд, — только у него.