Владимир Гончаров - Апокриф

Тиоракис не стремился быть ни собственником, ни повелителем, ни даже просто ощущать себя единственным мужчиной своей избранницы.

Ему, кстати, уже пришлось пару раз столкнуться с такой ситуацией, когда он, по неведомой для него самого причине, в сознании и чувствах какой-нибудь женщины и на какое-то время затмевал собою все и всех. Ему предлагали себя безраздельно, активно демонстрировали всем своим поведением, что он, именно он — единственный; смотрели в рот, принимая, как истину, каждое его слово; караулили у подъезда дома или у выхода из университета, донимали признаниями… А Тиоракису это казалось какой-то болезнью, диковатой и непонятной формой добровольного рабства, которого он принять не желал и не мог. Наверное, такое же неприятие вызвал бы у него неожиданно и по неясным мотивам врученный дорогой подарок. Неловкость, неудобство, навязанное чувство некой ответственности по отношению к «дарительнице» и невесть откуда берущееся муторное ощущение вины (с какой такой, скажите, стати?!) перед влюбленной женщиной — вот, что испытывал Тиоракис в подобных случаях.

Нет! Такое ему нравиться не могло. Его больше привлекала равная и всегда интригующая игра-борьба с женщиной, знающей себе цену, а также честное соперничество с теми конкурентами, которые также могли претендовать на ее внимание. Для него это было своего рода спортом, где каждый участник за исход состязания отвечает только перед собой, успехом обязан только себе и, что есть победа, определяет сам. А вот здесь Тиоракис имел значительную фору, потому что для большинства мужчин победить — означало стать единственным, а для Тиоракиса — лучшим. То, что именно он в данный момент — лучший, можно было легко определить по поведению женщины. А раз лучший, — позволительно присвоить себе заслуженный титул победителя и обладателя. То, что такой успех, скорее всего, будет временным, Тиоракиса нисколько не смущало, а, наоборот, казалось ему вполне естественным. Тут он находил вполне уместным сравнение с достижениями альпиниста. Одоление вершины — есть несомненная победа. Счастью восходителя в этот момент нисколько не мешает осознание того, что он здесь не первый и, почти наверняка, не последний. Но жить вечно на покоренной горе, — как и на пике чувств, на пике влюбленности, на пике страсти, — невозможно. К тому же, есть и другие вершины…

И вот теперь Тиоракис почувствовал, что в подчеркнуто особом отношении к нему Летты что-то изменилось.

Может быть, она просто привыкла к нему? Обычных выражений любви — обожания, нежности, преданности и тому подобного, — чтобы надолго привязать ее к себе, было явно недостаточно. Она была всем этим слишком избалована. Чтобы преодолеть такую пресыщенность и завладеть всем ее вниманием, хотя бы и ненадолго, Летту требовалось как-то особо заинтриговать. В свое время Тиоракису это совершенно нечаянно удалось. И вот теперь кредит интереса к нему со стороны первой красавицы университета, по всей видимости, стал подходить к концу.

Нельзя сказать, чтобы Тиоракис покидал завоеванную им вершину с легким сердцем. Напротив, осознание того факта, что он перестал быть для Летты первым, довольно сильно ударило его по самолюбию. Но, прежде всего, именно по самолюбию, — отметил он сам для себя. За прошедшие с начала его отношений с Леттой почти три года он привык чувствовать себя «лучшим», и потеря (хотя бы и вполне ожидаемая) венца победителя ощущалась Тиоракисом весьма болезненно. «Вот, кстати, еще одна положительная сторона тайного обладания, — рассуждал он, обдумывая сложившееся положение, — мое отступление никем не будет замечено. Для всех я по-прежнему романтичный паж королевы, не более».

А еще было очень жаль того приятно-возбуждающего чувства влюбленности, которое в течение всего этого времени так замечательно расцвечивало эмоциональную составляющую его существования и которое, очевидно, придется в себе задавить. «Опять же, — с интересом и весьма самокритично заметил про себя Тиоракис, — мне более жалко расставаться с моим чувством к Летте, чем с самой Леттой… Все-таки я в этом отношении — урод какой-то!»

Опять же, что такое — «расстаться с Леттой»? Для Тиоракиса это вовсе не означало никаких специальных выяснений отношений, расставлений точек над i и других подобных церемоний. Просто он перестанет по своей инициативе предлагать ей свое общество, в котором Летта, по его же наблюдениям, в последнее время перестала остро нуждаться. С глаз долой — из сердца вон. Постепенно все само собою сойдет на нет. Нужно только проявить выдержку и в течение некоторого времени перетерпеть неизбежную боль в месте хирургической ампутации чувства…