Борис Мишарин - Исцеление

— Я заехал на минутку, узнать, как здоровье.

— Вот и сынок также — заскочит, чмокнет в щеку и бежать, все дела, дела… А здоровье — сами видите, да хранит вас Господь и убережет от всякой напасти. Она снова перекрестила его и обняла.

Михайлов с Танцором вышли.

— Сейчас домой, — он объяснил, где живет.

Оставив водителя в машине, Михайлов поднялся к себе, вскипятил чайник, налил кружку растворимого кофе с молоком и стал обдумывать вчерашний день.

Было хорошо и плохо. Хорошо, что он встретил Александра и помог его матери, теперь он поможет ему, уже помог — дал 50 тысяч и телефон. Мафия — не администрация, добро помнит и чтит, теперь он под ее крышей. От него могут потребовать одного — вылечить подстреленного бандита, не сообщая о ранении в милицию. Лечить — его профессиональный долг независимо от убеждений, веры и деятельности. Промолчать — не большое преступление, тем более, что морально народ здоровее разложившейся элиты, способной из-за денег на все.

Плохо — убеждения с возрастом если и меняются, то с трудом, а по его убеждениям: мафия приносит зло. Но легальная мафия вреда народу приносит больше, у нее только две характеристики — хищение и пустословие при наличии власти. Разве был наказан Горбачев, разваливший Союз, повергший народ на социальное дно? Кто принес вреда больше — Горбачев или мафия, которую он сам расплодил, создал для нее условия? И разве не он является крестным отцом всех бомжей и безработных России, нищеты и развала? Разве меченный сидит в тюрьме, когда ему место на виселице? Но он здравствует и жирует! Мир перевернулся… Большинство уже ничего не решает, решает денежное меньшинство, которое не думает о низеньком человечке с бегающими маслеными глазками плохо. Михайлов ненавидел Горбачева за то, что он, отомкнув дверь демократии, бросил свой народ, дал возможность проходимцам безнаказанно хапать, ввергнул его в бездну, из которой выбираться — ой, как долго…

Он вздохнул и, открыв дипломат, оторопел — там было 50 тысяч, но не рублей, как он думал, а долларов. Теперь придется петь под их дудку и, решив все-таки быть независимым, насколько это возможно, засобирался, пора ехать.

Подъехав к коттеджу, он увидел машину Александра. Уже приехал, подумал он, заходя в дом.

Они плотно пообедали, не ведя деловых разговоров, Александр обсуждал последние новости о затонувшем атомном подводном крейсере «Курск».

— Журналистам лишь бы потрепаться, загнуть покруче: Путин на место аварии не вылетел — значит, и рейтинг его упал и о народе не печется и так далее и тому подобное, брехуны… Что они в этом понимают и вообще — в чем они понимают, кроме, как из говна сенсацию сделать? Извини, не к столу сказано. Киселева считал раньше беспристрастным журналистом, с удовольствием его «Итоги» смотрел, а как до дела дошло — куда все девалось? Забижают бедное НТВ, вымогают денежки засранцы. Мы, дескать, не отрицаем, что должны 200 миллионов, но это только повод Путину и Касьянову подмять нас чужими руками, контролировать передачи… Где же хваленая киселевская объективная реальность? Должен — плати! И не надо примешивать политику, цензуру и прочее дерьмо. 200 миллионов — не 200 рублей, ой, как расставаться не хочется. А зачем платить? Благо — экран всегда под рукой, из мошенника всегда можно быстренько переделаться в политически гонимого. И правду только они говорили, и наезжают на них зря, на бедненьких, и дело шьют. Плевать хочется, — сделал вывод Александр.

— Да, Киселев тоже упал в моих глазах ниже канализации.

— Как, как ты сказал — ниже канализации? — Александр захохотал, — не слышал такого выражения, надо запомнить.

— А Путин — подполковник ФСБ и наверняка попадал в ситуацию, когда надо работать, а тут начальство на шее висит, практической помощи никакой, кроме дерганья. И правильно, что не поехал он в Мурманск и Видяево, нечего политическую пыль пускать. Журналистам потрепаться, Думе позаседать, комиссию создать. Бездельники, — констатировал Михайлов. — Нельзя мешать специалистам, когда им и так жарко… Тупых наверху нет, тупое лицо Клебанова совсем не говорит о том, что он тупорылый.

Они закурили, каждый думая о своем. Александру вспомнился завод, где он начинал свой трудовой путь, а Николаю Петровичу — Афганистан.

Тогда он еще был молоденьким лейтенантом, когда к нему прямо в операционную ввалила целая куча людей — какой-то большой чин из Москвы приехал. Залез, чуть ли не мордой в операционную рану, посмотреть ему захотелось… Без халата, без маски… грязь сплошная. Начмед стоит рядом — молчит… Солдат потом от заражения умер. Вот и помощь практическая… Не спасли воина и обещанные новые антибиотики.