Борис Мишарин - Исцеление

— Что ж, рассуждаешь ты логично, посмотрим, что получится на самом деле. Можешь не беспокоиться, девочки подтвердят необходимую информацию, ничего в этом плане делать не нужно. Ты мне вот что скажи — что ты думаешь о Никифорове?

Пустовалов потер лоб пальцами, сморщился, как от головной боли.

— Думаю, что это отработанный материал для Чабрецова, он его на дух не переносит, получит кассету и забудет о нем, в смысле использования. Никифоров, конечно, гад, подонок, но под статью уголовного кодекса не подпадает, он же думает, что работает на ФСБ, но и в органах милиции таким не место. Считаю, что его можно будет взять после передачи кассеты Чабрецову, вернее, когда последний тоже передаст ее. Допросить, как следует, он ничего скрывать не станет, ну, а потом рекомендовать начальнику УВД уволить его.

Последнее время Степанову импонировал этот молодой сотрудник, его действия продуманы и профессиональны, сегодняшние рассуждения подтверждают это. В голове мелькнула мысль — а не затягивает ли он вопрос с его назначением на должность начальника отдела. Нет, до конца операции — нет. Назначение может кратковременно «опьянить», а трезвость сейчас необходима, как никогда.

— Хорошо, приглашайте и опрашивайте Никифорова после передачи кассеты Чабрецову, я тоже считаю, что он запираться не станет, пусть внесет свой вклад в разоблачение предателя, действующего осознанно и подло.

Пустовалов вернулся к себе, генерал не задал ни одного вопроса по объявлению, наверное, считает, что его подчиненный успешно справится сам. Он снова смотрел на объявление и рассуждал про себя. «Может 200 % это сумма, а 17 часов — время, например, на следующий день. А может сегодня или послезавтра… Надо усилить наблюдение ежедневно с 15 часов, часа два он попетляет, покрутится, неизвестно еще и место».

С утра Никифоров не утерпел, выпил пива и поехал на вокзал, надеясь, что его не остановят гаишники. Прочитав на телефоне-автомате необходимые цифры, прошел в камеру хранения, отыскав необходимую ячейку, открыл ее и довольно улыбнулся. Пакет с деньгами уже лежал, поджидая нового владельца, он пересчитал деньги прямо в ячейке, не вытаскивая их наружу, вроде бы копошась в вещах, и еще раз самодовольно улыбнулся. Все в порядке, подумал: «Прокатить бы этого говнюка, не положить кассету»… Сплюнул прямо на пол, под неодобрительный взгляд проходящей мимо женщины, бросил пленку в ячейку, закрыл ее и пошел к машине. Ноги сами несли его — сумел сорвать 28 тысяч и это не считая еще тех, которые Чабрецов давал вначале на расходы: зачем считать то, чего уже нет.

Сев в машину, он тронулся с места и не спеша покатил к дому, планируя в уме день и вечер. Никифоров решил открыть и положить на валютный счет 25 тысяч, 4 тысячи поменять на рубли и оставить на расходы. При грубом подсчете получалось около 120 тысяч рублей — много. «Надо оставить тысяч 50, нет, мало». Он ехал и не мог никак прийти к одному решению. Внезапно перед глазами вырос гаишник, он останавливал именно его.

Выматерившись про себя, Никифоров принял резко вправо и остановился, не глуша мотор, показывая подошедшему сержанту свое служебное удостоверение. «Блин, вечно они все испоганят», — заворчал он тихонько, одними губами. Удостоверение не возымело должного действия на сержанта, он попросил техпаспорт и водительское удостоверение. Ознакомившись внимательно с поданными документами, попросил снова:

— Откройте капот.

— Да в чем дело, сержант? — спросил Никифоров, выходя из машины.

— Сверка номера двигателя, — сухо и кратко ответил он.

— Ты чё, удостоверение мое не видел, обнаглел малость? — начал возмущаться Никифоров.

— По-моему, вы, капитан, выпили, придется проехать на экспертизу, — невозмутимо отреагировал сержант.

— Я тебе устрою экспертизу — из ГАИ махом вылетишь, — продолжал кипятиться Никифоров, понимая, что после экспертизы он может сам вылететь из органов.

Второй гаишник демонстративно поправил автомат.

— Садитесь в машину, не заставляйте нас применять силу.

Чертыхаясь и матерясь, Никифоров уселся на заднее сиденье, один гаишник сел за руль, другой рядом с ним. Капитан все еще продолжал материться и угрожать, дескать, примет все меры, поднимет все свои немалые связи, но завтра же вышибет их из органов, а они никак не реагировали на его слова и это задевало Никифорова больше всего.

Машина внезапно свернула и въехала во двор, капитан побледнел, поняв, куда его привезли.