Борис Мишарин - Исцеление

Поднявшись в номер, он постучал один раз, второй и забарабанил почти непрерывно. Внутри противно заныло — неужели обманули, сучки, разыграли его. Лоб покрылся холодной испариной — его денежки уплывали.

— Кто?

Сонный голос из-за двери успокоил его.

— Это я, Леночка, я, — заторопился он с ответом, словно боясь, что ему не откроют.

— Кто, я? — переспросила она сонно.

— Да я же, Петя, мы договорились с тобой, — снова заволновался он.

За дверями какое-то время, видимо, обдумывали услышанное, наконец, щелкнул замок и он увидел заспанную Елену.

— Какого хрена в такую рань приперся? — недовольно пробурчала она, пропуская его в номер, — сперма в горле булькает? Ложись, счас обслужим.

Она ушла в ванную комнату, а ее подружка так и не оторвала головы от подушки. Последнее время они работали вдвоем, так было безопаснее, а деньги те же. Многим мужчинам нравилось общаться с двумя сразу, попробовав, они становились их постоянными клиентами.

Вскоре Лена вышла из ванной, и Никифоров завел разговор, сейчас деньги интересовали его больше секса.

— Как дела Ленчик, в норме? — она кивнула, — а спор наш?

Он ничего не мог с собой поделать, очень хотелось, не терпелось узнать — смогли ли девочки соблазнить академика и записать все на пленку, без нее все теряло смысл.

— Успокойся, петушок, не кукарекай, — презрительно бросила она, — все в порядке, покажем тебе сейчас пленку, но денежки гони вперед.

Он торопливо отсчитал 500 долларов.

— Не-ет, дорогуша, мы так не договаривались — каждой по 500.

Никифоров отсчитал еще 500 долларов и прильнул к зрачку кинокамеры, чувствуя, как разжигается сам, глядя на оргии. Но желание заполучить денежки пересилило, на них он сможет оторваться по полной программе много и много раз. Облизнув пересохшие губы, он умоляюще попросил, вытаскивая кассету из кинокамеры:

— Леночка, подари мне эту кассетку, будь другом.

— Ага, щас, размечтался…

Он убрал кассету в карман.

— Я вам за нее по 100 баксов отстегну.

— Чего-о-о? Гони назад, — возмутилась Лена.

Таня спрыгнула с кровати и встала у двери, закрывая отход своим телом. Но Никифоров тоже не собирался отдавать пленку: — «Не смогу выкупить, заберу силой», — решил он.

— Хорошо, девочки, дам по 200 баксов — хорошая цена за пленку стоимостью 30 рублей.

— Рядиться с тобой тут никто не будет — пять штук и проваливай. Мент поганый, — последнее она прошептала тихо, одними губами.

Но он догадался или почувствовал сказанное, сжал в ярости кулаки, закипая гневом.

— Да я вас, сученки, сейчас же в обезьянник упеку и статью намотаю за эту порнографию, деревянного рубля не получите и срок отмотаете. Вы на кого, тварюшки, замахнулись? — продолжал кипеть он.

— А ты здесь слюной не брызгай, не на тех напал, пес легавый. В мой гараж не такие, как ты заезжали, о таких погонах ты и не мечтал… Пикни только, скотина, еще раз — завтра же без них останешься, отработаю ночку бесплатно и п…ц тебе придет, ты меня знаешь.

Гнев, с которым выпалила слова одним махом Елена, поразил даже его, он понял, что сейчас лучше не ссориться, рассчитается позже сполна.

— Да, ладно, девчонки, зачем нам ссориться? Пяти тысяч у меня нету, всего пять с собой было, штуку уже отдал вам, так что только четыре…

— Давай четыре и проваливай, говнюк, да за базаром следи — мой передок посильнее твоих погон будет.

Елена взяла деньги, и Таня отошла от двери, так и не вмешавшись в разговор ни разу. Никифоров выскочил, скрипя зубами от злости: — «Ничего, я еще свое возьму, ты у меня, стерва, не так запоешь, и большие клиенты не помогут. Сам и пачкаться не стану, другие возьмут — посмотрим, как тебя начальнички от героина отмазывать станут. В СИЗО ты многим понравишься, поработаешь бесплатно во славу блоти во все дырки».

Сунуть ей несколько «чеков» героина в сумочку не составляло труда, были у Никифорова такие люди — остальное дело техники. Он злорадно усмехнулся. Но это потом, сейчас его заботило более важное.

Он ехал домой и про себя матерился — четыре штуки уплыли зря, он уже сжился с ними и ощущал, что у него оторвали что-то родное, кровное. «Это же целый «Жигуленок», мать твою, — стукнул он руками по рулю, — «надо же, машину бабам подарил… И кому? Шлюхам». Покрепче сжав руль, он едва не скрипел зубами. «Ничего, я возмещу эти денежки, обдеру Чабреца, как липку, пусть ФСБ раскошелится, если хочет держать академика в узде. Никто не соберет на него такую компру, а я смог», — он злорадно усмехнулся.