Маша Спивак - Год черной луны

В общем, нарассказала я всякого Ивану и говорю:

— Оставайся-ка ты сегодня у меня, а завтра я тебя к бабе Нюре в Рузу отвезу. Она тебя отчитает, порчу снимет, и забудешь ты все свои неприятности.

— Что за баба Нюра?

— Ясновидящая бабушка, целительница. К ней знаешь какие толпы валят? Из-за границы люди едут! Она человека насквозь видит, и прошлое, и будущее, что ему на роду написано, и все болезни без исключения лечит. К ней даже кое-кто из правительства обращается. А она целыми днями народ принимает, про себя не помнит, денег не берет. Конечно, если кто что оставит, она не отказывается, но потом другим раздает. Она напрямую с «планетами», по ее выражению, общается и всегда про человека знает, что ему по судьбе полагается. А порча — это когда в судьбу вмешиваются, и бабуля, если такое видит, просит там наверху, чтоб поправили. В общем, поехали, узнаем хоть, что за дрянь на тебя повесили, а дальше разберемся. Давай, поспи на моем диванчике, может, за ночь порча отвалится, кто знает.

Ваня, к счастью, порядочно уже выпил и сопротивляться не стал, послушно отправился укладываться. А я дождалась, когда он уснет, зашла к нему с горящей свечкой, поводила над ним — она зашипела, зачадила, жуть! — пошептала кое-чего и отправилась звонить Татке. Естественно, та первым делом трубку швырнула, но я знала, что максимум через час не выдержит, объявится, и даже ложиться не стала. У меня интуиция хорошо развита, столько всего предвижу, прям неинтересно. Поговорили, втолковала ей что можно, успокоила:

— Счастье, что он ко мне вовремя попал. Теперь дело в руках специалистов. Вернем мы тебе твоего мужика, не парься. Правда, потерпеть придется, время нужно. А пока развлекайся, Тусь! Приезжай, винца попьем, я тебе погадаю, и жизнь наладится.

Если бы вы только знали, что я испытал, когда проснулся на проклятом «волшебном диванчике»! Хорошо, мозги не сразу встали на место, а то, наверное, умер бы в одночасье. Дурак, думаю, идиот, олух, придурок кащенский! У жены день рождения, а ты у колдуши малознакомой ночуешь. Представил, каково пришлось вчера Туське, — она у меня нежная, слабенькая, чувствительная, я всегда ее от всего защищал, а тут… И что сын обо мне подумал? А папа? Внуки мои, опять же… Прямо голову захотелось себе оторвать. Такой ужас взял, что лежу и встать боюсь: так или иначе домой звонить надо, как без этого, а стыдно — кошмар! Чем я думал, какая, на фиг, Лео, когда я своей семье столько боли причиняю? При мысли о Лео вспомнились, соответственно, вчерашние разговоры про порчу. Туманно, правда, — выпил как-никак прилично, но все равно многое из Сашкиных слов поневоле в мозгах отпечаталось, очень уж хорошо объясняло мое чудовищное состояние. А иначе и не поймешь: ну что в ней такого? С чего я на нее запал? Красивая? Да не особенно, Туська моя куда лучше и благородней. Молодая? И что? Только глупость сильней видна, и образования не хватает, как всей нынешней молодежи. Это Татка, что ни возьми, все читала, все знает, все видела. Они с папой моим как примутся беседовать, так сразу и думаешь: господи, а я-то… невежа невежей. Я мехмат заканчивал и по гуманитарной части не слишком напрягался, хотя читал, естественно, все, что в наше время полагалось, Булгакова там, Гессе, но по-настоящему литературой и искусством только при Татке заинтересовался: она меня с первых дней по выставкам таскала, в театры, в консерваторию. Я под скрипочку на концертах засыпал, а она злилась, убежала один раз даже. Просыпаюсь — музыка кончилась, жены нет… Долго потом мириться пришлось.

Стали мне вспоминаться картинки из нашей долгой жизни, самые лучшие, самые светлые. Я Татку очень любил, всегда. Хотя, конечно, сами понимаете. Мужик — человек слабый. И командировок в последнее время столько, что реже дома бываешь, чем по городам и весям. Но все равно, в общем и целом вел себя прилично, а если что, мучился страшно, противно было. А Тусю свою как увижу, все во мне сразу теплеет и будто на место становится.

В общем, чем дольше я на диване лежал, тем сильней меня к Татке тянуло, а на Лео злость брала. И что она на мою голову навязалась? Зачем? Чтобы всю жизнь мне переломать? Как я теперь домой вернусь, даже если Татка меня простит, что вряд ли? Все равно теперь будет знать, что я совсем не тот идеальный муж, каким представлялся. Но вдруг эта чертова порча действительно существует? Может, не в таком виде, как я думаю, но все же влияет на человека и он сам не свой делается? Может, если Татке рассказать, она поймет? Если порчу снимут и я стану как был, поверит и не будет очень уж сильно клеймить позором? Съездить, что ли, правда, к этой бабке?