Маша Спивак - Год черной луны

— Надо же, зимняя гроза, — хором сказали мы с Саней. — Жуть какая.

Тата молчала, глядя в окно округлившимися, перепуганными глазами.

«Грозы боится? С каких это пор?» — удивилась я.

К декабрю я был уже не рад, что поддерживал Таточку в мысли о гипотетической возможности приворота. А ведь сначала чуть ли не гордился тем, что я единственный, с кем она может поговорить на эту тему; родители ее восприняли робкие Татины рассказы о Саше и Ваниной поездке к ясновидящей бабке в штыки. Они считали, что с Ваней надо разводиться, и чем скорее, тем лучше.

— Тебе что, мало унижений? — возмущался ее отец.

Надо признать, вел себя Иван отвратительно. Взять хотя бы его возвращение домой на три дня. Наблюдать за ним было страшно и стыдно. Чудовищная жестокость со стороны взрослого человека! Должна же быть какая-то ответственность за семью? Я, для которого никогда не существовало никого, кроме Ванечкиной мамы, не находил ему оправданий. И почему он пошел в деда, а не в меня?

Но хуже того, он сбежал и пропал, что, с моей точки зрения, и вовсе недопустимо. Звонил раз в две недели, а то и реже, происходящим дома практически не интересовался, невнятно бубнил о своих страданиях и снова надолго исчезал. Что творится с его женой, ему, казалось, не было дела. Тата — человек чрезвычайно сдержанный, не склонный раскрывать душу и афишировать эмоции, но однажды я случайно стал свидетелем такой сцены, от которой у меня едва не разорвалось сердце.

Как-то днем я сказал, что пойду отдохнуть, и действительно лег у себя в комнате, но потом мне понадобился валокордин, а я помнил, что оставил его у Таточки. Я встал, подошел к ее двери и тихо отворил ее, собираясь войти, — но застыл на пороге при виде ужасной картины. Честно говоря, я не сразу сообразил, что происходит, что за странный ком валяется у окна. А это была Тата. Очевидно, она сначала стояла на коленях — молилась? — а потом припала лбом к полу. Ее тело сотрясалось в беззвучных рыданиях. Через секунду после моего появления она приподнялась, воздела руки к небу и как-то так ими взмахнула — отчаянно, горестно, с безнадежным упреком, — что, если бы я был Бог, мне стало бы перед ней стыдно.

Конечно, я поспешил уйти незамеченным.

Я страшно переживал за нее и как мог поддерживал — что еще оставалось? Когда внук уходил в институт, мы часто с ней разговаривали. Тата варила кофе с пряностями — а у нее это настоящее ведьмовство, крайне располагающее к эзотерическим беседам, — и мы так и эдак обсуждали произошедшее с Ваней. Однако в последнее время я пытался незаметно дать задний ход, очень уж буквально Тата поверила в россказни деревенских девиц и бабок.

— Видишь ли, Таточка, — говорил я, — есть еще такая простая вещь, как психология. Кризис среднего возраста, ты сама читала. От сорока до пятидесяти мужчина — иногда раньше, но бывает и позже — вдруг с ужасом осознает, что смертен. Вот так вот обыденно — смертен. Обязательно умрет. Причем, возможно, довольно скоро. Общеизвестно, что еще молодые мужчины часто умирают от инфаркта или инсульта, и это знание сидит где-то в подсознании и гложет, гложет, ты уж поверь. И от этого появляется чувство: как, неужели я проживу только одну жизнь? Вот такую, и больше никакую, с этой женой, этими детьми, с этими, и никакими другими, достижениями? Никогда больше не испытаю юной влюбленности? А ведь мужчина остается мужчиной до глубокой старости… Ему страстно хочется стать или хотя бы притвориться молодым. Жена в таком случае превращается в помеху, особенно если отношения близкие, — кому, как не ей, известны все недостатки, неудачи, глупости, болезни, смешные нелепости мужа? И он уже воспринимает ее как мать, из-под опеки которой хочется освободиться, сбежать, как в подростковом возрасте…

— Но вы же, Ефим Борисович, не сбежали.

— Возможно, я исключение. В известном смысле уродство. Я сам не понимаю, почему со мной ничего такого не было. Но раз это происходит с подавляющим большинством мужчин, значит, таков порядок вещей. Закон природы, который для сохранения вида, размножения толкает самца на контакт с возможно большим числом молодых самок. Нам, homo sapiens, если можно так выразиться, не повезло: у нас есть мораль, и она это осуждает, поэтому мужчине приходится, образно говоря, прикрываясь любовью, менять одну самку на другую и вить новое гнездо.

— Верю. Но некоторым гнездам — семьям то есть — как-то ведь удается сохраниться.