Владимир Файнберг - Словарь для Ники

В воскресенье вечером я с удовольствием отправился к ним в гости из своей гостиницы. Адрес привёл в расположенный у самого центра тенистый парк, где были разбросаны двухэтажные коттеджи.

В одном из них меня ждали Хамид с юной женой Лолой. Ждал чудесный ужин.

Мне было хорошо с ними. Казалось, я знаю этих молодых людей всю жизнь.

Под конец ужина Лола внесла на подносе пузатый чайник с заваренным зелёным чаем, пиалушки, вазу с изюмом и миндалём. С края подноса на пол со звоном упали ложечки.

Из соседней комнаты с закрытой дверью послышался рык.

Лола опустила поднос на стол и кинулась в комнату, Хамид, изменившись в лице, подобрал ложки, шепнул:

— Проснулся её дедушка.

За дверью слышалась какая‑то возня, словно передвигали что‑то тяжёлое, перетаскивали мебель. Потом появилась Лола.

— Ой, извините! Дедушка хочет познакомиться.

Я глянул на Хамида.

— Говорил ему про вас, — умоляюще сказал он.

Я направился в комнату.

Там, заполнив своим телом стоящее у постели чуть покачивающееся кресло–качалку, восседал бабай в пёстром азиатском халате. Ноги его были окутаны пледом.

Я сел рядом у столика с тремя телефонами и кипой каких‑то старых журналов, ощетинившихся многочисленными закладками. На диске одного из телефонов бросился в глаза герб СССР. Подобные аппараты бывали только у членов правительства.

— Ты кто? Московский писатель? Что пишешь?

Бабай выслушал мой краткий ответ. С удовольствием изрёк:

— Не читал. — Потом подумал и вопросил: — А меня читал? — Нет. Вообще понятия не имею, кто вы такой.

— Стыдно приезжать в республику и не знать её академиков… У тебя есть деньги? Богатый?

— Нет.

— Вот видишь! Слушай, наши люди помогали Наполеону завоёвывать Египет. Слыхал?

— По–моему, это грузинская конница помогала.

— Наши тоже. — Он был явно сражён моей осведомлённостью, переспросил:

— Грузины? Какие ещё грузины?

— Мамелюки.

Бабай пожевал губами, прикрыл глаза оплывшими веками. Затем приподнял их и, устремив на меня магический, гипнотизирующий взгляд, изрёк, словно заклиная:

— Дам материал. Напишешь книгу о наших людях у Наполеона. Фамилия будет моя, деньги — твои. Аванс получишь сейчас.

— Несерьезно всё это, академик. — Встал, повернулся, чтобы выйти, вырваться из‑под гнетущего взгляда, самих звуков этого властного голоса.

И увидел в проёме раскрытой двери Хамида. Он стоял испуганный, как ребёнок.

— Извините, — шепнул он, когда я закрыл за собой дверь, — зависим от него, живём в этом доме…

Помнишь, в книге «Навстречу Нике» я рассказал о том, как старшеклассником держал в руках замечательный портрет работы Маяковского? Мог купить, страстно хотел купить — и не купил. Чтобы сохранились случайно оказавшиеся у меня деньги на побег в Одессу, к Черному морю.

С этого побега начались, что называется, «годы странствий». Одну зиму я прожил в Крыму, в доме–башне на берегу залива у вдовы поэта и художника Максимилиана Александровича Волошина.

Прошло изрядное количество лет.

И вот, представь себе: Москва, осень, моросит ледяной дождик. Я должен встретиться к одиннадцати утра с одним человеком в районе Октябрьской площади. А его всё нет и нет. Так и не появился.

В отсыревшем плаще и кепке бреду тротуаром. Чувствую, что подмёрз. Решаю зайти хоть вон в то кафе «Шоколадница», выпить чашечку кофе или шоколада. Но по пути, не дойдя до кафе, зачем‑то вхожу в антикварный магазин.

Здесь тепло. Горит электрический свет. Сверкают бронзовые статуэтки, золочёные рамы картин.

Скучные картины на стенах, скучные фарфоровые вазы на тумбах, слащавые статуэтки пасторальных пастушков и пастушек в застеклённых шкафчиках.

Внезапно глаз задевает что‑то родное. Подхожу ближе. На стене между картин небольшая акварель. В переливчатых водах окружённой холмами бухты отражаются перламутровые облака; страна холмов, моря, увиденная сверху…

Как ни описывай, не передашь первозданной тишины и гармонии, словно только что созданной Богом.

Я уже узнал эти места, где когда‑то бродил с моим другом, дворнягой Шариком. Уже догадался, кто автор бесценной акварели.

Продавщица подтверждает: «Да. Это работа Максимилиана Волошина».

И называет цену. Не фантастически большую, нормальную.

Но у меня в карманах и десятки не наберётся.

Уговариваюсь с продавщицей, что она до вечера, до закрытия магазина, акварель никому не продаст, дождётся, пока я вернусь с деньгами.