Сидя за туалетным столиком, Бонни Мэйлер хмурит бровь и, глядя в зеркало, выщипывает три волоска. Не выпуская щипчиков, отодвигается и внимательно изучает свое отражение.
— Ты не вылезаешь из дому и мусолишь, мусолишь одно и то же… Это не дело. Я бы на твоем месте…
У Бонни Мэйлер на все есть готовый ответ, готовый рецепт. Она разложила все по полочкам, расписала на карточках, раз и навсегда избавив себя от необходимости думать. Бонни твердо знает, что есть любовь, что такое успех и как приготовить шоколадный мусс. У нее любовник и в Лондоне, и в Париже и сразу несколько — в Нью-Йорке. «Главное — правильно все организовать», — не устает повторять она. Бонни Мэйлер — человек на редкость организованный. Мужчин она воспринимает отстраненно, как инопланетян. Мужчина в ее представлении — это помесь нобелевского лауреата, денежного мешка и младенца в слюнявчике. Его предназначение — возить Бонни в лимузине, рассуждать о будущем Никарагуа, о гольфе и в ожидании соития держать член наготове. Она никогда не называет их по именам — Том, Джим, Пол, предпочитая общеродовое название: «мужчины». Когда речь заходит о мужчинах, Бонни ехидно ухмыляется: для нее существо мужского пола — своего рода товар вроде телевизора и микроволновки; удобное приспособление, призванное упростить даме жизнь (при условии, что дама умеет с ним обращаться!). Мужчина служит украшением стола или постели, совсем как подушки с ленточками, которыми завалена ее гигантская кровать. Вообще-то трахнуть Бонни Мэйлер — все равно что подушку поиметь. Однажды я за ней подсматривала. Случайно. Встала пописать и заметила, что Бонни забыла закрыть дверь спальни. Она возлежала на постели, разодетая, размалеванная, безучастно отдаваясь мужчине, который колдовал над ней, приспустив штаны, подпрыгивал, судорожно сминая ткань, жадно терся о единственный доступный ему кусочек кожи, пронзал безразличную плоть, на несколько минут предоставленную в его распоряжение, и безуспешно пытался привлечь к себе женские руки и ноги, безвольно висевшие вдоль его тела. Подушка, натуральная подушка, честное слово.
Надо было видеть ее взгляд, скучающий, отрешенный, если не сказать — отсутствующий. Казалось, происходящее совершенно ее не касается, разве что слегка раздражает, но она готова потерпеть, чтобы отблагодарить Джима или там Пола, который весь вечер вел себя настолько безупречно, что все подружки Бонни от зависти слюной изошли.
— Послушай, — предлагает она, — хочешь, я устрою ужин? Ты с кем-нибудь познакомишься, пообщаешься… Кстати, помнишь Алана? Он сейчас один. За ним все девицы бегают. Я вечером его увижу и заодно приглашу…
Сегодня вечером она будет хозяйкой стола. Хозяйка корма «Крискис», отрады кошек, собак услады, организует званый ужин в честь писателей из Восточной Европы, которых на родине лишают права голоса и свободы слова. Пятьсот баксов за удовольствие развалиться в бархатном кресле и, вкушая омаров с черной икрой, слушать леденящие душу истории о румынских и болгарских тюрьмах. Одной рукой она накручивает волосы на горячие бигуди, другой — достает из шкафа вечерние платья и накидки и швыряет их на кровать. Подводит глаза, пудрит нос, до предела оттягивает декольте, застегивает заколку, напяливает перстни, проверяет, в порядке ли колготки, отвечает на телефонный звонок, потом включает телевизор и несколько мгновений напряженно и торжественно слушает репортаж о ходе американо-советских переговоров. Деньги дают ей право вмешиваться в ход судьбоносных процессов.
— Нам не следовало бы иметь дело с русскими… — замечает она, потом спохватывается и добавляет: — Так что мне, по-твоему, надеть?
Я тычу пальцем в черное меховое пальтишко от «Баленсиага». Щелкает молния, локоны с легкими шуршанием рассыпаются по плечам, пуховка шлепает по носу, помада скользит по губам, сверкает пузырек духов, прощальный пши-ик — и Бонни Мэйлер готова к выходу. Черная бархатная сумочка, черная шляпка. Бровь, завидев себя в зеркале, удивленно взмывает вверх, и вот уже Бонни, в последний раз взглянув на часы, звонит по внутреннему телефону Уолтеру с просьбой вызвать такси.
— Ну, чао… Не сиди без дела. Пойдешь куда-нибудь?
Я качаю головой. Бонни вздыхает: я безнадежна.
— Ты купила себе поесть?
Я снова качаю головой.
— Найдешь на холодильнике меню китайского ресторана, снимешь трубку, сделаешь заказ. И хватит бездельничать! Надо двигаться, шевелиться!
Читать дальше