Жиль Легардинье - Не доверяйте кошкам

— Это особенная вещь, — комментирует мадам Дебрей, — но, признаюсь, я долго колебалась, прежде чем выставить ее на всеобщее обозрение. Сначала мы планировали разместить здесь одну из наших самых красивых драгоценностей.

«Я уже это поняла, и ты даже не представляешь, в какой тупик меня поставила…»

— Неужели?

— Наш консультант по музеографии сказал, что здесь недостаточно представлена история производства, и я уступила. Это первая сумка, изготовленная в наших мастерских. Предок всех наших коллекций, основа нашего знаменитого продукта.

Я продолжаю стоять в полной растерянности, не зная, что делать дальше. Мадам Бержеро тоже в замешательстве. Мадам Дебрей это замечает:

— Похоже, вас привлекла эта вещь?

— Первый камень в воздвигнутом здании всегда вызывает волнение, — выдавливаю я из себя.

Албан, похоже, колеблется:

— Если это доставит удовольствие Ирине, я буду рада подарить ей эту сумку.

— Вы очень любезны, но мадам Достоева не имеет обыкновения принимать такие дорогие подарки.

— Она как будто очарована этой сумочкой… Спросите, что она об этом думает. В любом случае я собиралась подарить ей нашу последнюю модель… Так пусть она возьмет первую! Если мы объединимся, она по праву будет иметь доступ к нашему наследию.

Я перевожу. Мадам Бержеро в шоке. Не дожидаясь ответа, мадам Дебрей подает знак в ближайшую видеокамеру. Она показывает на витрину. В ватной тишине раздается щелчок. Эта коллекция неприступна. Не знаю, какую драгоценность рассчитывает украсть Рик, но ему это в любом случае не удастся.

Албан Дебрей открывает бронированную витрину и достает сумку. С почтительным полупоклоном она протягивает ее мадам Бержеро:

— Возьмите это скромное напоминание о нашей первой встрече. И пусть оно не обязывает вас ни к чему, кроме долгой взаимной дружбы!

Я с горем пополам перевожу. В голове у меня полный кавардак. Что я скажу Рику? Какую победу ему преподнесу? Если он все равно попытается сюда проникнуть, несмотря на мою разведку, его схватят. Мой план рухнул. Я его не спасла. Не обошла на финише. И теперь окончательно понимаю, в какую западню он собирается броситься. Каким бы ни был исход, я его потеряю. В случае провала его посадят в тюрьму. Если, несмотря ни на что, ему удастся осуществить задуманное, он все равно сбежит без меня, поскольку я не сумела внушить ему доверие.

Мне нужен другой план, чтобы избежать катастрофы. Единственное, что мне приходит сейчас в голову, — это оглушить Рика и связать, чтобы помешать ему совершить преступление. А потом всю жизнь держать его взаперти. Я рассчитываю на стокгольмский синдром, чтобы по прошествии нескольких лет он все-таки меня полюбил.

Ксавье довез нас до булочной. На обратном пути они с мадам Бержеро, испытывая одновременно облегчение и гордость, смеялись и комментировали комедию, которую только что разыграли. Я не произнесла ни слова.

Софи ждала нас на тротуаре. Завидев огромную машину, Мохаммед вышел из своей лавки. Поняв, что это мы, он принес мне три моих письма.

— Все прошло нормально?

— Неприятностей ни у кого не будет, и это уже хорошо.

— Однако вид у тебя нерадостный.

— Нет повода для радости.

— Вот твои письма. Не знаю, что в них, но, судя по получателям, я рад, что мне не пришлось их отправлять. Отклей марки, прежде чем разорвать письма.

— Спасибо, Мохаммед.

Я чмокаю его в щеку.

Софи набрасывается на меня:

— Ну что?

— Ничего. У меня нет ни единого карата для Рика.

— Что ты будешь делать?

— Понятия не имею.

Я обнимаю ее.

— В любом случае я никогда не забуду, что ты для меня сегодня сделала. Если у меня есть сестра на этой планете, то это ты, моя старушка.

Я прижимаю ее к себе так сильно, словно больше никогда не увижу.

— Да что с тобой творится? Мы все-таки провернули эту аферу. И это был не пустяк! Скажешь своему парню, что ты попыталась ради него сделать невозможное, и не твоя вина, что это безнадега.

«Безнадега, как и моя жизнь».

— Софи, не удаляй, пожалуйста, свои фотографии. Пусть останутся на память.

— Не волнуйся, я их увеличу и буду тебя шантажировать.

— Гнусная вымогательница.

— Подлая воровка.

— Я тебя люблю.

Теперь она меня обнимает. К нам подходит Ксавье:

— Жюли, прости, но мне пора возвращаться на работу. Я здорово опаздываю.

Я заключаю его в объятья. Этот тротуар все больше напоминает вокзальный перрон, где происходят душераздирающие прощания.