Кристиан Крахт - 1979

«Не хотите ли подняться наверх, в гостиную?»

«Ну да, конечно».

«Отлично. Я бы с удовольствием выпил с вами стакан чаю».

Мы вместе взбежали наверх по ступенькам лестницы, миновав груду осколков большого панорамного окна, через которую Маврокордато, на минуту выпустив мою руку, перепрыгнул одним махом. Только сейчас я заметил, что на нем не было никакой обуви; просто босые ноги, очень волосатые.

Кристофер и Александр шумно о чем-то спорили в дальнем конце сада, у источника. Я больше туда не смотрел.

В углу гостиной, на столике под превосходной пастушеской сценой, гравюрой Фрагонара, красовался старинный персидский серебряный Samowar, привлекший мое внимание еще когда я впервые попал в это помещение. Я взял два стакана с подноса, стоявшего рядом на бидермейеровском серванте, повернул маленькую хрупкую ручку самовара, сделанную из эбенового дерева, наполнил стаканы доверху дымящимся чаем и направился с ними к Маврокордато.

«Сахар?»

«Нет, спасибо». Он уже уселся на один из диванов и теперь похлопал ладонью по подушке рядом с собой.

«Идите сюда, устраивайтесь», – сказал он. Слуга принес пепельницу и серебряное блюдце, на котором лежали, как лепестки цветка, шесть фисташек. Маврокордато загасил свою сигарету в этом блюдечке.

Я сел, провел рукой по волосам, закинул ногу за ногу и отхлебнул глоток чаю, который был таким горячим, что я мог держать стакан только за верхний край, двумя пальцами.

«Вы ведь дизайнер по интерьеру?»

«Откуда вы знаете?»

Маврокордато рассмеялся, и бант из органди на его волосах качнулся. «Это, мой друг, не составляет большого секрета. Я это вижу, например, по тому, как вы рассматриваете предметы, картины, ковры. Хорошо, когда человек любит красивые вещи. Вы, естественно, смогли этим доказать свою невиновность, свою наивность – тем, что еще способны смотреть».

«Я не понимаю…»

«Я попытаюсь объяснить. Вам повезло, вы чисты, вы – открытый сосуд, подобный кубку Христа, чаше Иосифа из Аримафеи. Вы есть то, что Александр искал в горах Карокорама, близ Хунзаса, в Гилгите. Вы… Вы – wide open. [18] Широко открыты (англ.). Чего не скажешь о вашем друге Кристофере».

«Вы знакомы с Александром?»

«Не с этим Александром, вздорным безумцем. Определенно не с этой развалиной там внизу, с ее доморощенными элевсинскими мистериями».

«Какого же Александра вы имеете в виду?»

«Вообразите себе Александра, стоящего вон там на лужайке, как человека, который сдирает кожу с других людей и потом напяливает ее на себя. Он – никто. Забудьте о нем. Нет-нет, Александр, которого я имею в виду, гораздо старше: речь идет об Александре Великом. Это было очень давно. Я, естественно, имею в виду белого царя, [19] „Белыми царями“ на Тибете называли российских императоров. темную тень, Аримана, некую часть Агартиды, [20] Согласно представлениям Карла Хаусхофера и членов оккультного общества „Туле“, возникшего в Германии в 1918 г. и существовавшего в годы нацистского режима, после того как в древности материк Гиперборея погрузился в воду, возникло подземное царство Агартида со столицей Шамбала. Персы якобы называли это царство „Арианой“, и оно было местом происхождения арийцев. Члены общества „Туле“ поддерживали с ним контакт и считали его представителем на земле Далай-ламу. Они полагали, что в подземном царстве светит „черное солнце“. барона Унгерна фон Штернберга. [21] Александр Унгерн фон Штернберг (1806–1868) – прибалтийский барон, писатель, автор очень известных в свое время романов „Психея“, „Роялисты“, „Пальмира, или Дневник попугая“ и новеллы „Разорванные в клочья“ („Die Zerrissenen“), в которой немецкий литературный критик Эльке Хайденрайх усматривают определенное сюжетное сходство с романом „1979“ (см.: Elke Heidenreich. Nichts wird je wieder gut. Der Spiegel 41/2001). Он часто возвращается, проходя сквозь столетия и принимая образы многих людей».

«Я все еще не понимаю, о чем, собственно, вы говорите».

«Скоро поймете. Видите ли, имеются течения, противоборствующие всему здешнему ужасу». Он улыбнулся, прикоснулся к своему лацкану, вынул орхидею и положил ее на диван между нами.

«Вы, Маврокордато, все время рассказываете мне о каких-то вещах, которые я, по вашим словам, должен понять и которые якобы вскоре произойдут. Простите, но я нахожу ваше поведение весьма… весьма самонадеянным. Откуда вы можете это так точно знать?»

Он поставил стакан с чаем на журнальный столик и взял мою руку в свою. Сперва я хотел было забрать руку, но тут же подумал, что покажусь смешным. Моя рука лежала в его руке, и я почувствовал, что он отогнул назад мой правый мизинец и спрятал его в своем кулаке, как будто это отгибание мизинца было неким тайным могущественным знаком, который он хотел мне подать.