Кристиан Крахт - 1979

Мы припарковали кадиллак, посидели еще минуту, и в свете фар я разглядел двух больших серых крыс, которые, испугавшись нас, заметались по сточной канаве.

Луны, которая наверху, на севере Тегерана, еще нависала над городом большим желтым диском, теперь не было видно. Хасан остановил мотор и обеими руками медленно провел несколько раз по своему лицу. Он пробормотал пару слов, но я их не разобрал. Фары еще горели, Хасан их выключил, и мы медленно и осторожно выбрались из машины. Я попал сандалией в коричневую лужу, хотя дождь перед тем не шел.

Чуть ниже по улице валялся неубранный мусор, его запах невозможно было спутать ни с чем иным в здешнем мире: так могла пахнуть только тухлая говядина; я решил, что это отбросы с больничной кухни.

Пока мы вытаскивали Кристофера из машины, к куче мусора подбежала собака, принюхалась, в буквальном смысле порылась там лапами, схватила что-то, повернулась с добычей в зубах и скрылась из виду где-то в той стороне.

Хасан на своей спине дотащил Кристофера до двери больницы. Кристоферовы ноги в ботинках от Берлути волочились в уличной пыли. Я шел рядом и придержал дверь, и потом мы оказались внутри, и внутри было еще прохладней, чем снаружи, – кондиционер гонял по помещениям влажноватый мертвый воздух. Пахло чем-то знакомым; я подумал, что точно так же пахло у зубного врача на Rue de Montaigne, [23] улица в Париже. с которым Кристоферу однажды пришлось иметь дело.

За письменным столом, с ризопаловым [24] Ризопал – вид твердого пластика. покрытием, который служил регистрационной стойкой, сидел бородатый мужчина в белом халате и, кажется, дремал. Хасан бережно положил Кристофера на деревянную скамью у стены и сделал мне знак, чтобы я сел с ним рядом. Кристофер опять начал хрипеть, я испугался, что, если он будет лежать на спине, кровь попадет ему в легкие, и осторожно перевернул его на бок.

Хасан подошел к сидевшему за столом бородатому мужчине, но прежде, чем он успел что-то сказать, зазвонил телефон, регистратор открыл глаза, снял трубку и предостерегающе поднял руку, чтобы Хасан помолчал. Разговаривая, он поглаживал свою бороду.

Хасан терпеливо, чуть ли не смиренно стоял с опущенной головой у стола и ждал. Бородач крутанулся к стене на своем вертящемся стуле и прикрыл низ телефонной трубки левой рукой. Одновременно правой рукой он почесывал свое колено, я это отчетливо видел, и в тот момент мне захотелось вскочить и крикнуть ему, что нам необходима срочная помощь, но я сдержался. Я не хотел показаться наглым и надеялся, что Хасан сделает все как надо.

Беседа по телефону длилась целую вечность. Стены были выкрашены светло-зеленой масляной краской – нет, скорее, эмалью. Неоновые лампы, висевшие на потолке, отражались в покрытом линолеумом полу, но не давали по-настоящему яркого света. Вдоль края деревянной скамьи прогуливалась муха. Дальше, с левой стороны от прохода, я заметил закрытую дверь.

Хасан что-то пробормотал, последовал долгий обмен любезностями, и наконец регистратор положил трубку, после чего Хасан повернулся ко мне, улыбнулся и сделал ободряющий жест, показав кулак с поднятым вверх большим пальцем. Мы все еще ждали. Человек за столом открыл большую тетрадь, что-то туда записал, через некоторое время появились два бородатых санитара в грязных халатах и Кристофера уложили на каталку, обтянутую светло-коричневым кожезаменителем. Я еще подумал: неужели все мужчины в этой стране носят такие пышные бороды? Санитары повезли каталку по длинному коридору, потом свернули направо, и один из них открыл какую-то дверь.

Я быстро заглянул в палату. Вонь показалась мне просто невероятной. Пахло отбросами. В палате лежало человек тридцать – на двадцати койках. Стены были испачканы калом и кровью. Повсюду стояли большие жестяные ведра, с зацепившимися за края грязными марлевыми бинтами. У некоторых больных отсутствовали те или иные части лица, у других свешивались с края постели культи ампутированных рук, замотанные побуревшими от крови тряпками.

Санитары вкатили каталку в палату и отошли от Кристофера. Тот не шевелился. Я видел, как на одной из кроватей два изувеченных пациента в пижамах лежали, тесно прижавшись друг к другу, и, совершая толчкообразные движения, пытались доставить себе сексуальное удовольствие. Но по их лицам я бы этого не заметил – в них не было никакого выражения, вообще никакого.

Я отвернулся и закрыл лицо. Хасан ждал в коридоре – мне пришлось ухватиться за его руку, так у меня дрожали колени.