Рафик Шами - Секрет каллиграфа

— Упрямый осел, — процедил сквозь зубы отец.

Потом Хамид сидел в маленькой, темной кладовке, полной крыс, сразу заставивших его забыть о боли. Никто не принес ему ни кусочка хлеба, ни стакана воды. Маленький крысенок высунул из норки голову, посмотрел на него грустными глазками, что-то просвистел и снова исчез.

В ту ночь Хамид так и не сомкнул глаз, потому что накануне мать сказала ему, что крысы любят отгрызать маленьким лгунам нос и уши.

Бедняга задремал только под утро, и ему снилось, что он пробирается через непроходимые заросли какой-то каллиграфии. Даже крохотный цветок в этих джунглях был изящно выписанной буковкой. Позже Хамид часто вспоминал этот сон. И не только потому, что он стал для него предвестием новой жизни, но и потому, что с тех самых пор Фарси разлюбил цветной шрифт и стал отдавать предпочтение черно-белому.

Хамид раздвигал руками ветки и шел вперед. Когда его кто-то окликнул, он коротко оглянулся и продолжил путь. Он не заметил выпирающих из земли корней, поскользнулся, упал и в этот момент проснулся.

В дверях стоял отец.

Хамид в испуге принялся ощупывать свой нос и уши и облегченно вздохнул оттого, что крысы не сочли его обманщиком.

— Выходи и перепиши стихотворение еще раз, — приказал отец.

Он проявил благоразумие. Позже Хамид узнал, что один богатый антрепренер, для которого Ахмад Фарси рисовал афиши, говорил с ним о непостижимости таланта. Тот якобы видел у дверей своего театра нищего мальчика, который лучше исполнял старинные песни и чище играл на лютне, чем господа во фраках, именующие себя певцами и музыкантами.

Правый глаз Хамида болел, и это пугало его.

— Ты выглядишь как сосед Махмуд. — смеялась сестра Сихам. Махмуд был пьяница и драчун. — Махмуд! Махмуд! — кричала она.

В конце концов Сихам так раздразнила брата, что тот задал ей трепку, после чего девочка заревела и укрылась в своей спальне.

Отец положил на стол бумагу самого высокого качества и перо.

— Пиши.

Хамид пригладил листок и взял перо в руки. Оно оказалось намного лучше, чем его прежнее, выстроганное из тростниковой трубочки кухонным ножом. Это было удобно держать, а острый кончик колол, как иголка.

Ахмад Фарси стоял рядом, не спуская глаз с сына.

— Отец, я прошу вас отойти на пару шагов, — сказал Хамид, не оборачиваясь.

Никогда ни до, ни после этого случая он не обращался к отцу на «вы». Позже Хамид пришел к выводу, что именно в тот момент решилась его судьба как каллиграфа. Пока мальчик говорил, он смотрел на нож, которым его отец чинил перья. Хамид положил его рядом с чернильницей, словно намекая на то, что может пустить его в дело, если отец еще хоть раз ударит его без причины.

Ошеломленный Ахмад Фарси сделал пару шагов назад, глядя, как ловко его сын воспроизводит буквы. Мальчик много лет наблюдал за работой отца и никогда не понимал, почему тот пишет так нерешительно и медленно, допускает ошибки, слизывает языком кляксы, подчищает грязь лезвием ножа, после чего смачивает лист и полирует его кусочком мрамора. Иногда он протирал бумагу до дыр и ругался, потому что теперь все надо было начинать сначала.

Хамид прищурил глаза, вглядываясь в свою работу. Только так он мог оценить распределение черного и белого в целом, не останавливая внимания на отдельных буквах. Он облегченно вздохнул, убедившись, что сумел выдержать нужный ритм. Каллиграфия показалась ему еще удачнее предыдущей.

— Пожалуйста, — кивнул он отцу.

Это прозвучало скорее вызывающе, чем гордо. Отец уставился на его работу. Сам он не мог создать ничего подобного. В каллиграфии сына было нечто, что он искал всю жизнь, но так и не смог найти: музыка. Знаки на бумаге будто следовали некой мелодии.

— Это у тебя случайно получилось, — сказал Ахмад Фарси, когда его волнение несколько унялось. — Теперь напиши: «Я должен чтить своих родителей и помогать им». Стилем «дивани», если можешь.

— А ты держись подальше от стола, — отозвался Хамид, заметив, что отец собирается к нему приблизиться.

— Хорошо, хорошо, только делай, что я сказал, — настаивал отец.

Хамид взял чистый лист и окунул перо в серебряную чернильницу. Ее содержимое пахло сыростью. Всю свою жизнь потом будет Хамид наказывать ученикам каждый день перемешивать все его чернила. Если их не трогать, они плесневеют. И еще он всегда будет добавлять в чернильницу каплю камфары. Это оживляет их. Другие каллиграфы использовали только ароматизаторы, например розовое или жасминовое масло.