Леопольдо Лугонес - Огненный дождь

как оглушающий вселенский крик.

БЕЗМОЛВИЕ

К молчащим устам фонтана,
прохладу и влагу ища,
тянутся руки хвоща
безмолвно и неустанно.

Здесь сад глядит исподлобья:
покой его не тревожь.
Молчащий фонтан похож
на мраморное надгробье.

Единою тишиной
вечность весь мир укрыла,
и скрыты фонтан и могила
одной и той же травой.

В МИНУТУ ПОКОЯ

Затихший мир засыпает.
И тополь зеленой кроной
небесную синь заслоняет.

Он жаждет — ввысь устремленный,
свободный, обретший сознанье —
узреть красоту мирозданья
в лазурном окне небосклона.

ЗАСОХШАЯ РОЗА

Засохшая роза среди пожелтевших бумаг,
хранимая бедным влюбленным поистине свято;
должно быть, любовь, что его захватила когда-то,
из памяти не уходила никак.

Наверно, была для него та любовь настоящей,
единственной в жизни, и долгие годы в печали
ласкал он цветок: лепестки под рукою дрожали, —
и розу он видел не мертвой, а спящей.

ОСЕННЯЯ РОЗА

Грусть навевает осени приход,
но, споря с однотонной полумглою,
сверкая, роза поздняя цветет —
осенним днем прекрасней, чем весною.

От дуновенья ветерка цветок
слегка дрожит и лепестки роняет.
Наступит время без невзгод-тревог,
да, к сожаленью, все не наступает.

Цветок склонился над сырой травой,
и кажется, что слезы он роняет.
Не должен наступить миг роковой,
но он однажды все же наступает.

Счастливая, не ведая тоски
в вечерний час неторопливо нежный,
прекраснейшая роза лепестки
роняет в руки смерти неизбежной.

СТАКАН ВОДЫ

Стоит стакан — обычный, тонкий, чистый,
и в нем воды серебряный покой;
чиста вода, как свет звезды лучистой,
сверкающей алмазом над землей.

В нем родника прозрачная улыбка,
смех речки, что доныне не исчез;
трепещущая радостно и зыбко
таинственная капелька небес.

И отраженье радуги весенней,
и солнца луч, пронзающий до дна,
и цвет жасмина в белоснежной пене,
и скатерти крахмальной белизна.

Взгляни на мир через стекло стакана,
в котором дремлет чуткая вода,
и мир предстанет, преломленный странно,
прекрасно неземным, как никогда.

БЕСКОНЕЧНОСТЬ {99} 99 Сравните данное произведение со второй строфой («Только бессонное око…») стихотворения «Белое одиночество» (сборник «Книга веры»).

Сверчок поет. Окрест из шелка
молчанье соткано, и льнет
к далеким звездам тополь колкий,
сверчок меж тем поет, поет…

Махина кружится вселенной
в зловещем зареве колец,
о, где-то здесь самозабвенно
ее сверчком заводит денно
и нощно астроном-творец.

СЧАСТЛИВАЯ ДУША {100} 100 Хорхе Луис Борхес в книге «Семь вечеров» (1980), куда вошли лекции, которые он прочитал в 1977 году в буэнос-айресском театре «Колизей», в эссе «Божественная комедия» утверждал, нисколько не сомневаясь в своей правоте: литературной основой лугонесовского сонета «Счастливая душа» стала пятая песнь «Ада». В этой песне Данте повествует о любви Франчески да Римини и Паоло Малатеста; в ней есть следующая терцина: Любовь, любить велящая любимым, Меня к нему так властно привлекла, Что этот плен ты видишь нерушимым. (Перевод Михаила Лозинского)

За горизонт шло солнце, угасая,
и наступал уже разлуки час.
Прощанье — как всегда… Но в этот раз
я понял ясно, как люблю тебя я.

Ты это поняла, не сознавая…
Настал разлуки миг? Сиянье глаз
твоих опять соединило нас.
Не в силах мы расстаться, дорогая.

Мы оба, удивленные, молчали,
но в наших душах не было печали,
и вздохи были радостно легки.

Твои уста горели жгуче-ало…
Душа твоя в ладонях трепетала,
как умиравшей розы лепестки.