Леопольдо Лугонес - Абдерские кони

Фракийский город Абдера, расположенный на берегу Эгейского моря, который не надо отождествлять с Абдерой, находившейся в Бетике [1], в свое время прославился породистыми лошадьми.

Во Фракии лошади ценились очень высоко, и город Абдера в этом отношении побил все рекорды. Жители его почитали за честь выращивать благородных животных, и культ лошади, существовавший долгие годы, дал поразительные результаты. Абдерские скакуны заняли исключительное положение во всей Фракии, и все фракийские племена, от киконов до бисальтов, поставляли лошадей бистонам, населявшим упомянутый выше город. К этому следует добавить, что коневодством занимались все жители города, начиная с царя и кончая самым скромным горожанином, потому что занятие сие заключало в себе как выгоду, так и удовлетворение собственных пристрастий.

Такое положение дел способствовало установлению более близких отношений между лошадьми и их хозяевами, нежели у других народов, причем дошло до того, что конюшня считалась неотъемлемой частью жилища, а лошадей допускали к столу.

Это были чистокровные, благородные скакуны, но так или иначе все-таки животные. Некоторые из них спали под кашемировыми попонами; ясли зачастую украшались фресками, так как многие ветеринары утверждали, что лошади обладают художественным вкусом, а на конском кладбище среди банальных памятников встречалось подчас и два-три подлинных шедевра. Самый красивый городской храм был посвящен Ариону, коню, которого создал Нептун, ударив трезубцем о землю. Я склонен полагать, что обычай украшать нос корабля изваянием конской головы зародился из этого же культа; и все изображения коней в архитектуре той эпохи имеют, разумеется, такое же происхождение. Пример страсти к лошадям подавал всем монарх; он прощал своим любимцам далее самые настоящие преступления, отчего они становились поистине неукротимыми; имена Подарг и Лампион нередко встречаются в страшных сказках — надо заметить, что лошадям, как и людям, давали имена.

Лошади были так выезжены, что поводья не требовались, они скорее служили украшением, весьма ценившимся самими лошадьми. Единственным способом общения с ними оставалось слово; и, видя, что свобода благоприятствует развитию их способностей, им предоставляли возможность вольно пастись на великолепных лугах на берегу реки Коссинит все время, когда они были свободны от хомута или седла.

На работу либо на кормежку лошадей созывали звуком трубы. Казались невероятными их способности в цирковом искусстве и даже в салонных забавах, их отвага в бою, их послушание во время торжественных церемоний. Ипподром Абдеры был так же знаменит, как труппы канатоходцев; на боевые доспехи коней либо на их пышные похороны приезжали посмотреть со всех концов Фракии.

Усиленное развитие природных способностей лошадей, их воспитание — одним словом, такая гуманизация лошадиного племени породила явление, которое бистоны считали также источником своей славы: у лошадей развивался разум; это, правда, приводило к странностям, дававшим пищу для всеобщих пересудов.

Так, одна кобылица потребовала зеркала в свое стойло, она сама хватала их зубами в доме хозяина, а трельяжи, которые она не любила, разбивала ударами копыт. Когда ее каприз удовлетворили, она принялась вертеться перед зеркалом, словно кокетка.

Белый жеребец по кличке Балиос, названный так в честь бессмертного коня Ахилла и участвовавший в двух военных кампаниях, любил, когда ему читали вслух героические поэмы, написанные гекзаметром; а умер он от несчастной любви к женщине. Это была жена военачальника, его хозяина, и она, разумеется, всем рассказывала о любви жеребца к ней. Считалось, что влюбленность коня должна льстить его владельцу, и это вполне естественно для столицы коневодства.

Отмечались также случаи убийства жеребят, что вызвало немалую тревогу; жеребят стали отдавать на попечение старым мулицам; заметили и интерес лошадей к рыбе и конопле, на посевы которой они все чаще совершали набеги; нередки стали случаи неповиновения, и, чтобы сломить упрямство животных, кнута уже было недостаточно, приходилось пользоваться каленым железом. Последнее средство применялось все чаще и чаще, но, несмотря на это, мятежный дух лошадей возрастал.

Бистоны, все более восхищаясь своими лошадьми, не обращали внимания на странности их поведе-ния. А случаи своеволия лошадей не прекращались. Так, несколько жеребцов однажды вступились за непослушную кобылицу, которую избивал погонщик. Лошади все чаще не давали надеть на себя сбрую либо ярмо, так что некоторые хозяева стали предпочитать для работы ослов. Бывало, та или иная лошадь не желала входить в загон; но обычно это случалось с лошадьми богатых людей, и такое непослушание ласково называли капризом.