Леопольдо Лугонес - Огненный дождь

ОСЕННЯЯ ОТРАДА

Над золотистой долиной
бледный закат умирает.
Шорох листвы тополиной
наши шаги повторяет.

Точкой — далекая птица…
И от цветов на поляне
вдруг голова закружится,
словно бы в юности ранней.

Звездным огнем заблистало
небо — от края до края.
В чаше фонтана устало
плещет вода, засыпая.

ОДИНОКАЯ ФИАЛКА

Я, уставший, прилег
на опушке лесной
и увидел цветок

над пожухлой травой.
Тявкнул пес… И опять
мир объят тишиной.

Смог ли я осознать {81} 81 Смог ли я осознать… — Концовка лугонесовского стихотворения, вероятно, является реминисценцией четверостишия из книги «Прорицания Невинности» (1803) английского поэта Уильяма Блейка (1757–1827). Оно известно у нас в переводе Самуила Маршака: В одном мгновенье видеть вечность, огромный мир — в зерне песка, в единой горсти — бесконечность и небо — в чашечке цветка. ,
что в росинке цветка
отраженным сиять
будет небо века?!

СЕРЫЕ ВОЛНЫ {82} 82 Сравните со стихотворением чилийского поэта-модерниста Карлоса Песоа Велиса (1879–1908) «Вечер в больнице»: Мелкий дождик идет над дорогой, от серых капель — в глазах темно, вместе с дождем приходит тревога, смотрит в окно. Кроме меня — никого в палате, боль и тоска сдавили мне грудь, как избежать их крепких объятий? Надо заснуть… Но и во сне, во тьме его черной, дождь продолжает идти все равно; я просыпаюсь — дождик упорно смотрит в окно. Не заглушить мне боль и тревогу, не увидать за дождем зарю; на исчезающую дорогу молча смотрю.

Падает дождь шелестящей холодною тенью.
Ветер над морем стенает с надрывной тоскою.
День нескончаем, печален. И спит сновиденье
на берегу, над унылой равниной морскою.

Падает дождь… И уже он всю землю наполнил
запахом мокрых цветов и сопревшего сена.
День нескончаем, печален. Внезапно я понял:
смерть такова… такова наша жизнь несомненно.

Дождь все не тихнет. И день нескончаем, печален.
И человек, словно призрак, исчез без следа
в серой завесе дождя, что закрыла все дали.
Дождь все идет… И пускай не кончается он никогда.

ОЧАРОВАНИЕ {83} 83 Данное стихотворение публиковалось также в переводе петербургского литератора Михаила Донского (1913–1996): Тих вечер. Ни одна не кружит птица. Морская гладь — расплавленный сапфир. С небес на умиротворенный мир лазурное сияние струится. Простерлись в синеватой дымке дюны… И спорит с общею голубизной лишь белый парус, — слившийся с волной, восходит он, как полумесяц юный. Настолько наше счастье совершенно, что к горлу вдруг подкатывает ком… И море плачет счастливо о том, что солоно оно, что неизменно.

Морской воды лазурная свобода!
Вечерних сумерек сапфирный свет!
Окрашены в единый синий цвет
морская глубь и купол небосвода.

Какой покой в лазоревом просторе!
Песчаный берег — в дымке голубой.
А белый парус над тугой волной —
как лунный серп, сверкающий над морем.

Ты — счастлив. Видишь словно бы впервые
и синь воды, и синий небосвод.
И кажется, что море слезы льет —
счастливые, соленые, морские.

ЗВЕЗДОЧКА