Джером Сэлинджер - Собрание сочинений

Меня разгоношило, как не знаю что, когда я про это подумал. По-честному. Не, я знаю, про глухонемого — это как-то совсем уж чекануто, но мне в струю было все равно. И я по-честному прикинул двигать на Запад и всяко-разно. Мне только хотелось с Фиби такой сперва попрощаться. Поэтому я вдруг рванул, как полоумный, через дорогу — чуть, нахер, вообще не убился, сказать вам правду, — залетел в канцелярский магаз и купил себе блокнот и карандаш. Прикинул: напишу ей записку, скажу, где встретимся, чтоб попрощаться и вернуть ей рождественские гроши, отнесу в школу и попрошу кого-нибудь из учительской ей передать. А сам все равно только сунул блокнот и карандаш в карман и чуть не бегом давай к ее школе — меня слишком подбрасывало, чтоб в магазе прямо записку писать. А быстро я поршнями шевелил, чтоб она записку получила еще до того, как домой на обед двинет, времени там не очень много оставалось.

Само собой, я знал, где ее школа, потому что мелким сам в нее ходил. Дошел, а там уматно так. Фиг знает, наверно, и не вспомню уже, как там внутри, только вот вспомнил. Точняк так же, как при мне. Внутри тот же здоровенный двор, как бы темный такой всегда, а вокруг лампочек — клетки, чтоб не разбились, если мячом влепят. Те же кружки по земле нарисованы для игр и прочей фигни. И те же баскетбольные кольца без сеток — только щиты да кольца.

Нигде вообще никого не было — наверно, урок идет, не переменка, а для обеда еще рано. Я только одного пацаненка и увидал — цветного, он в сортир пилил. Из кармана штанов сзади бирка такая деревянная торчит, пропуск — мы так тоже делали, чтоб не прикапывался никто и всяко-разно, пустили нас в сортир или нет.

Меня по-прежнему потом пробивало, но уже не так фигово. Я подошел к лестнице и сел на нижнюю ступеньку, вытащил карандаш с блокнотом. На лестнице воняло так же, как и при мне. Будто на нее только что нассали. Школьные лестницы всегда так воняют. В общем, сел я и написал такую записку:

Дорогая Фиби,

Я больше не могу ждать среды, поэтому наверно поеду автостопом на запад сегодня. Встретимся в Музее искусства возле двери в четверть 1-го если можешь и я верну тебе рождественские гроши. Я не много потратил.

С любовью,

Холден

Школа у нее, считай, возле самого музея, и по пути домой на обед ей все равно мимо него идти, поэтому я знал, что нормально мы с ней встретимся.

Потом я двинул по лестнице к учительской, чтобы записку отдать кому-нибудь, чтоб Фиби на урок передали. И бумажку раз десять сложил, чтоб никто не развернул. В школе, нафиг, никому доверять нельзя. Только знал, что все равно ей передадут, раз я ей брат и всяко-разно.

Только пока я шел по лестнице, вдруг ни с того ни с сего просек, что сейчас опять сблюю. Только не сблевал. Присел на ступеньку и получшело. А пока сидел, заметил такую вот долбанутую фигню. На стене кто-то написал «хуй вам». Я, нафиг, чуть на потолок не полез. Прикинул, как Фиби и прочие малявки увидят такое и не поймут, что, нахер, это вообще значит, а потом какой — нибудь гнусный пацан им возьмет и объяснит — само собой, сикось-накось, — и они станут про это думать, и, может даже, заколотит их на день-другой. Убить вообще того, кто это написал. Наверно, какой-нибудь шаромыжник-извращенец среди ночи проник в школу отлить или как-то, а потом написал на стене. Я все прикидывал, как я его ловлю за этим занятием, как башку ему размазываю по ступенькам, пока не сдохнет, нахер, до конца, весь в кровище. Только еще я просекал, что кишка у меня тонка так сделать. Точняк. От этого мне еще тоскливей стало. У меня едва кишки-то хватило рукой это стереть, сказать вам правду. Я все ссал, что какой-нибудь препод меня поймает и решит, что это я накорябал. Только в конце концов я все равно стер. А потом двинул дальше к учительской.

Директора там не было, за машинкой сидела только дама какая-то, лет ста. Я сказал ей, что я брат Фиби Колфилд из 4Б-1, и попросил передать, пожалуйста, записку. Очень важно, говорю, потому что мама заболела и обед не приготовит, поэтому Фиби придется со мной встретиться и пообедать в аптечной лавке. Нормально так она отнеслась, эта старушенция. Взяла у меня записку и позвала из соседнего кабинета какую-то другую даму, и другая дама эта понесла записку Фиби. Потом мы с той дамой, которой лет сто, чутка потрепались. Ничего она так себе, и я ей сказал, что ходил в эту школу, и братья мои тоже. Она меня спросила, в какую я сейчас хожу, я говорю — в Пеней, а она говорит, Пеней — очень хорошая школа. Даже захоти я ее поправить, у меня сил бы не было. А кроме того, раз она считает Пеней хорошей школой, то пускай. С какой радости сообщать чего-то новое, если человеку уже лет сто. Им все равно не понравится. А немного погодя я отвалил. Уматно вышло. Она мне вслед орет: