Джером Сэлинджер - Собрание сочинений

По-прежнему не глядя на нее, Лайонел, судя по всему, вдруг захотел показать, какой он хороший моряк. Повернул голый румпель вправо до конца, затем резко подтянул к себе. Глаз с настила он не спускал.

— Это я, — продолжала Тяпа. — Вице-адмирал Танненбаум. Урожденная Гласс. Инспектирую стермафоры.

На сей раз ответ последовал.

— Ты никакой не адмирал. Ты дама, — сказал Лайонел. Каждая его фраза обычно переламывалась оттого, что он захлебывался дыханием, и подчеркнутые слова нередко не взлетали, а тонули. Тяпа не только слушала его голос, но и как бы наблюдала за ним.

— Кто тебе такое сказал? Кто сказал, что я не адмирал?

Лайонел ответил, но неслышно.

— Кто? — повторила Тяпа.

— Папа.

Не поднимаясь с корточек, Тяпа опустила руку перед собой и коснулась досок пирса, чтобы не потерять равновесия.

— Твой папа отличный парень, — сказала она, — только, наверное, большей сухопутной крысы я в жизни не встречала. Истинная правда — в порту я дама, это правда. Но подлинное мое призвание — первое, последнее и вечное — это манящий…

— Никакой ты не адмирал, — сказал Лайонел.

— Прошу прощения?

— Ты не адмирал. Ты все время дама.

Повисла небольшая пауза. Лайонел между тем снова поменял судну курс: за румпель малыш держался обеими руками. На мальчике были шорты цвета хаки и чистая белая футболка с трафаретом через всю грудь: Страус Джером играл на скрипке. Лайонел был довольно загорел, а волосы — по цвету и густоте, как у матери, — несколько выцвели на макушке.

— Многие считают, что я не адмирал, — сказала Тяпа, не спуская с него глаз. — И только потому, что я про это не треплюсь. — Держа равновесие, она вытащила сигареты и спички из бокового кармана. — Меня почти никогда не подмывает беседовать с людьми о моем ранге. Особенно с маленькими мальчиками, которые на меня даже не смотрят, когда я с ними говорю. Иначе я загремлю со службы под фанфары.

Не зажигая сигарету, она вдруг встала во весь рост, неестественно выпрямилась, сложила два пальца правой руки в кольцо, округлила губы и, будто в казу, выдула нечто вроде сигнала на горне. Лайонел вздернул голову. По всей вероятности, он знал, что сигнал липовый, но, кажется, все равно очень воодушевился; челюсть у него отпала. Тяпа сыграла сигнал — странную помесь отбоя и побудки — три раза подряд. Затем торжественно отдала честь другому берегу. В конце концов она снова присела на корточки на краю пирса — с видимым глубочайшим сожалением, словно саму ее глубоко тронула одна из тех доблестных военноморских традиций, что недоступны широкой публике и малышам. Какой-то миг она не сводила глаз с непредставительного озерного горизонта, затем словно бы вспомнила, что она тут не совсем одна. Глянула — внушительно — вниз на Лайонела, чей рот еще не закрылся.

— Это был тайный сигнал, который можно слушать только адмиралам. — Она закурила и погасила спичку театрально тонкой длинной струйкой дыма. — Если кто-нибудь узнает, что я тебе его играла… — Она покачала головой. И вновь нацелила секстант своего взгляда на горизонт.

— Сыграй еще.

— Невозможно.

— Почему?

Тяпа пожала плечами:

— Во-первых, вокруг слишком много офицеров низкого ранга. — Она сменила положение и села по-индейски, ноги крест-накрест. Подтянула носки. — Но я скажу тебе, как мы это устроим, — сказала она вроде бы между прочим. — Если ты мне сообщишь, почему надо убегать, я сыграю тебе все тайные сигналы, которые знаю. Договорились?

Лайонел немедленно уставился в доски настила.

— Нет, — ответил он.

— Почему?

— Потому что.

— Почему потому что?

— Потому что не хочу, — сказал Лайонел и для пущей важности дернул румпелем.

Тяпа прикрыла лицо от яркого солнца справа.

— Ты же сказал мне, что больше не будешь убегать, — сказала она. — Мы об этом говорили, и ты сказал, что с этим покончено. Ты же мне дал слово.

Лайонел ответил, но до Тяпы не долетело.

— Что? — спросила она.

— Я не дал слово.

— А вот и дал. Совершенно точно дал мне слово.

Лайонел снова принялся править лодкой.

— Если ты адмирал, — сказал он, — где же твой флот?

— Мой флот. Я рада, что ты спросил, — ответила Тяпа и начала спускаться в швербот.

— Вылезай! — приказал Лайонел, но на визг не сорвался и глаз от настила не оторвал. — Сюда никто не может заходить.

— Да? — Нога уже коснулась носа лодки. Тяпа послушно втянула ее обратно на пирс. — Вообще не может? — Снова села по — индейски. — Почему?