Мануэла Гретковска - Метафизическое кабаре

Они спустились в трапезную. Уселись за деревянный стол. Завтракавшие преломили хлеб. Молоденькие монашенки в белых одеждах, девушки и парни — тоже в белом. Мари знала о них из сухих писем Жюльена. В середине — дьякон, его жена и дочь. Два семейства с маленькими детьми в углу зала.

— С привратником ты уже познакомилась, — шепнул Жюльен. — Он славный: баскский крестьянин. Только вспыльчивый. Накричит, а потом тяжко раскаивается, пластом лежит в часовне.

— Я его разбудила, но он был мил.

— Не проснулся как следует. Разбуженный среди ночи баск от бешенства становится террористом.

Жюльен замолчал, молясь над хлебом.

Мари поглядела на деревянную фигуру святой под каменным сводом. Из нее струились барочные кишки. Мари не выносила этот стиль, перекрученный от избытка святости.

— Братья и сестры, — дьякон подал знак окончания трапезы. — Вечером — поклонение Святым Дарам. Еще — объявление для прихожан. Дорогие мои, у нас кончились запасы чая. Остался кофе. Не падайте духом, его хватит на всех. Кофе благословил для христиан Климент VIII. Аминь.

Из белой, прорезанной деревянными балками комнаты Мари видны были лавандовые холмы. Вечером фиолетовый запах их свежести осел на мебели, на крахмальном белье большой кровати. Лежа, Мари видела лампочку, торчавшую из светильника. Капля света набухала в стеклянной банке. Капала слезой. И вновь росла, собиралась на конце раскаленной проволочки. Тяжело падала с мокрых ресниц. Мари плакала. Она не осталась на вечернюю службу в часовне. У нее кружилась голова от ладана и слез. Она месяц не видела Жюльена. Разделявшие их дни залегли слоями молчания. Своими вопросами она вырывала его не из тишины, а из монолога, звучавшего у него в голове: «Трудно содержать тридцать человек на милостыню и пожертвования. Это молодой монастырь. Двадцать лет — немного. В других монастырях та же проблема с деньгами и святынями. Есть святой — значит, есть деньги от чудес и паломников».

— Знаешь, я страшно скучала, — Мари поймала его за рукав льняной рубахи. — Давай снова будем вместе?

— Ты хочешь принести любовь на алтарь римско-католической веры? Зарезать ее в качестве обычной жертвы? — он дотронулся до ее лба, проверяя температуру.

— На паясничай.

— Я? Твоя мать считает, что женщина без пороков — это женщина без денег. А ты уже достаточно богата? Станешь богатой, когда закончишь учебу?

— За этот месяц я все обдумала. Я много читала. — Она с удовольствием заслонилась бы книжками от его ироничного взгляда. — В дружбе нас привлекает схожее. В сексе возбуждает непохожесть. Любовь — это и то и другое. Жажда сходства и различия, — неуверенно закончила Мари. Только он имел право на истину. Интеллектуал, поучающий дантистку. Она боялась свалять дурака, услышать, что бредит. Она пыталась пробраться в его мир, пользуясь отмычкой слов. Нежность осталась за разделяющим их стеклом. Оставляла на нем размазанные следы поцелуев, подтеки слов.

— Мари, зачем ты приехала?

— За тобой. За нами.

Они заглянули в художественную мастерскую. Ансельм покрывал лаком, наверное, уже сотого ангела для магазина при монастыре. Наклеивал репродукции на доски, разглаживал мазками лака.

— Видите? — Ансельм вынул распиленный ствол можжевельника. — В самой сердцевине есть точка, зернышко, из которого волнами разошлось эхо жизни, — он погладил порезанным пальцем слои смолистого дерева.

— Видите, — передразнил Жюльен, когда они вышли из мастерской. — У каждого своя правда. Ты сегодня провозгласила свою — о любви и дружбе. Ансельм еще повторяет, что первая клетка, от которой произошла жизнь, разделилась пополам, потому что лопнула от радости.

— Ты всегда восторгался умничаньем.

— Мышлением. А не бьющими на эффект афоризмами, распугивающими мысли.

Он не хотел разговаривать. Охотнее всего молча водил бы ее по монастырю, отворяя разные двери. Показывал бы людей, склоняющихся над квашней с хлебной опарой, сажающих цветы в саду, натирающих пол в часовне. Сам он работал на ремонте стены. Латал камнями дыры. По одну сторону от ветхой стены находился монастырский сад, по другую — поросший пожелтевшей травой и цветами крутой холм.

Дьякон подошел к одиноко сидящей в саду Мари. Принес ей стакан воды.

— Меня зовут Филипп.

— Мари.

— Рад с тобой познакомиться. Жюльен рассказывал о тебе.

— Я думала, он уехал, чтобы меня забыть, — она с вызовом смотрела ему в глаза.

— Любовь не забывают. Я кое-что об этом знаю.