Сергей Саканский - Когда приходит Андж

Роман начинался классически, даже подчеркнуто чопорно: там-то и тогда-то появлялся молодой человек такой-то наружности, был он из такого-то рода… В данном случае, фигурировал угол Сретенки и бывш. Лубянки, 5 февраля 1953 года. Тут проницательный читатель сразу навострит уши, предвкушательно поерзает на стуле — месяц! К тому же, и Лубянка уже упомянута… Но автор почему-то не торопится удовлетворить собственную заявку и лениво рассказывает, как Андж (так назовем мы нашего героя) столь педантично описанный, успевший уже в нескольких мысленных фразах наметить и круг персонажей (друг, невеста) и приятных перипетий (ревность, измена, возможно — донос) ожидающих читателя, вдруг странно и нелепо погибает — бородатый незнакомец в подворотне Печатникова переулка (Стаканский тогда был последователем гоголевского метода географической скрупулезности, еще не решаясь в одном маршруте запутывать улицы разных городов) вкручивает ему в солнечное сплетение нож.

И тут вислоухий читатель окончательно убеждается, что перед ним не Лев Толстой, и если он научится читать на языке этого автора, то скоро будет вознагражден.

Действительно — с первых же строк второй части включается новый тумблер, и действие стремительно летит в иррациональность. Перед нами снова появляется умерший герой, он обнаруживает себя в новом, потустороннем мире — это вроде как наша планета, но пространство здесь лишено времени, здесь существуют великолепные города с висячими озерами и стеклянными мостами, удивительные туманные долины, посмертная жизнь полна новых, неизвестных людям ощущений и волнующих событий, здесь Стаканский, то есть, тьфу — Андж — находит себя: он учится в университете, у него появляются новые друзья (Шмах! Запомни! — кричала бабуля на лестнице фамилию зубного врача, и Стаканский, мелко строчивший свой роман, мгновенно ввел в вестибюль отеля громогласного, длиннорукого Шмаха, который уже хлопал Анджа по плечам, тискал и тащил вниз — в лабиринты ночных улиц Парижа…)

Андж выписал себе восьмидесятитомное посмертное собрание сочинений Лермонтова и прочитал взахлеб, царапая ногтем поля. На свою сторублевую стипендию он купил себе призрак автомобиля и призрак радиолы, значительно уцененные, он пил уцененное пиво, катаясь на пивном трамвае, который кружил по городу, напаивая всех желающих из автоматов, подобных газированным (писательское предвидение: пивные автоматы появились гораздо позже) в темных переулках родной Сретенки Андж как-то ночью, при снеге, выследил уже совсем не ожидаемого проницательным читателем Сталина (призрак великого грешника) и, применив ледоруб Троцкого, зверским образом еще раз его убил.

Вторая часть также состояла из коротких емких отрывков, но смонтирована была так, что начало полностью посвящалось миру тому, а конец — миру этому. По-прежнему тихо влачилась жизнь Москвы пятьдесят третьего года, происходили различные события, так, например, друг Анджа и его невеста расстались, девушка опрометчиво отдалась другому и получила триппер, бабушка Анджа внезапно слегла… Впрочем, Стаканский настолько был увлечен загробной линией, что тутошнюю прописал слабо: в рукописи встречались чистые страницы с обещаниями, вроде — «Гл.76. Дедушка навещает в больнице бабушку. Едет к любовнице. Эротическая сцена». Существовали также маркированные красным отрывки (надо сказать, что каждая линия должна была печататься своим цветом) где развивалась самостоятельная колея — жизнь лечебницы для душевнобольных, о которой автор тогда не имел никакого понятия, поэтому эти места наиболее слабы. Были также и фиолетовые письма, возникающие тут и там — письма от девушки, с которой Андж (вообще-то, Стаканский, и письма были подлинными) познакомился летом в Крыму — она заунывно и безнадежно писала в пустоту, мертвому герою…

Продолжался и разговор о строении Вселенной, уже порядком надоевший благосклонному читателю:

— Следовательно, мы теперь бессмертны?

— Отнюдь нет. Здесь мы тоже умрем и переселимся в иной, еще более дальний мир.

— Почему же тогда на Земле я не помнил своей прежней жизни?

— Потому что ее не было. Земля — это колыбель, рождение твоей души.

— Тогда выходит, что Вселенная не бесконечна?

— И да и нет. Вселенная имеет начало, но не имеет конца. Вспомни понятие луча в геометрии…

— А как же тогда черные дыры?

— Полноте! Никаких черных дыр нет.

В целом, вторая часть романа не удалась, зато третья, последняя часть, была написана динамично и интересно. Это была как бы отдельная новелла, лишь формально, чтобы придать всему тексту стройный вид, дробящаяся на те же маленькие главки, но подчиненная одному сюжету, с непрерывным участием сознания главного героя.