Юрий Черняков - Узбекский барак

Тот кричал, пятясь и хватаясь за кобуру. Его лицо было перекошено от растерянности и страха.

Пленный схватил его за руку, заломил и упал с ним в грязь. Кривой дико заорал, потом послышался хлопок выстрела, и серый дымок вспорхнул над ними. Пленный вскочил, в его руке был пистолет, и толпа шарахнулась, в панике стала разбегаться в разные стороны.

Мать тащила за собой Игоря к ближайшему бревенчатому складу. Прежде, чем они спрятались за угол, раздались трели свистков, и со стороны завода показались милиционеры и солдаты с автоматами.

Мать стояла спиной к почерневшим от сырости бревнам, прижимая к себе Игоря. Потом не удержалась, они выглянули из-за укрытия.

Толпа, в большинстве женщины и инвалиды с рынка, теперь возвращалась, окружая милиционеров и пленных. Игорь успел заметить, как высокий немец что-то протянул милиционеру. Кажется, это был отобранный пистолет. И когда тот его осторожно взял, кривой вдруг схватил брошенный лом и снизу вверх, будто штыком, ударил пленного в живот. Тот коротко вскрикнул, согнулся вперед, присел на корточки, потом ткнулся лицом в землю.

— Бей их! — заорал какой-то одноногий инвалид и ударил костылем другого пленного.

И тогда женщины, истерично крича, набросились на немцев. Плача, они били их, царапали и плевали им в лицо, швыряли в них все, что попадалось под руку.

Немцы не сопротивлялись, только стояли, подняв руки и втянув головы, но это приводило толпу в еще большее неистовство.

Игорь заметил Колюню, того самого, что резал Мансура. Тот стоял в стороне, глядя на происходящее и докуривая самокрутку. Сплюнул, неопределенно махнул единственной рукой и, не оглядываясь, направился назад в сторону рынка.

Растерянные милиционеры и военные еще оттаскивали людей от пленных, как вдруг всеми забытые узбеки, глядя на избиение, тоже стали поднимать руки вверх.

И тогда толпа набросилась на них с еще большим озлоблением.

Только сейчас, опомнившись, военные и милиция открыли огонь, дав несколько автоматных очередей в воздух.

Все отпрянули, оставив лежащие тела стонущих и избитых. «Разойдись! — кричали милиционеры, — разойдись, стрелять буду!»

— Товарищи, кто видел, товарищи, есть свидетели? — кричал в толпе пожилой капитан милиции.

— Все свидетели, — отвечали ему. — Все видели! Немец на него напал, пистолет отнял!

— Я, я свидетель… — неожиданно закричала мать, проталкиваясь с Игорем сквозь толпу. И замерла на месте, увидев мертвого пленного. Немец будто замер в мусульманской молитве, припав лбом к земле и поджав под живот руки и колени. Под ним растекалась темная лужа, и его белесые волосы были в крови.

— Я… я все видела! Это все он, он… — мать ткнула пальцем в кривого. — Он зверь! Он его избивал… — она показывала на окровавленного узбека, лежавшего на земле. — Он над ними издевался, а пленный заступился!

Избитые немцы и узбеки, сгрудившиеся и ставшие чем-то похожими друг на друга, молча и с угрюмым безразличием смотрели на нее.

Толпа настороженно замолчала, все выжидали.

— Да шпионка она! — вдруг заорал кривой и вскочил, оттолкнув санитарку, делавшую ему перевязку. И замахнулся на мать, но милиционеры его оттащили назад, заломили руки за спину.

Тогда он стал выкрикивать в ее адрес что-то бессвязное, мерзкие ругательства, и пена с его губ брызгала во все стороны, а его огромное веко дрожало, словно пытаясь подняться и открыть глаз.

— Я здесь в литейке работаю, — растерянная мать отступала от него, прижав руку к груди. — Я член партии, я с сыном на рынок шла…

И невольно, будто заслоняясь, выставила Игоря перед собой.

— Врет! — кричал кривой. — Эта блядь гансам подмигивает! Она чужого пацана для блезиру таскает…

В тот же момент ближайшие женщины с визгом набросились на мать сзади, вцепившись ей в волосы. Другие стали вырывать у нее сумку, оттолкнув плачущего Игоря. Упав на землю, он заревел еще громче, поскольку потерял ее из виду за спинами толпы.

— Нет у ней там ничего! — торжествующе кричала женщина, демонстрируя вывернутую сумку. — Пусто!

— Позовите лейтенанта Аркадия Грохолина! — донесся отчаянный крик матери. — Спросите в НКВД!

— Спросим, все спросим, одна шайка!

Игорь снова на мгновение увидел ее, когда все расступились, и кривой, прорвавшись к матери, плюнул ей в разбитое лицо.

Он уже не помнил, что было дальше, как он оказался дома. У него поднялась высокая температура, он бредил, без конца плакал… Его кормили и укладывали спать какие-то незнакомые, шепчущиеся женщины с испуганными и заплаканными лицами. Оказалось, работницы из литейки. Еще он помнил, как соседки по бараку стояли в дверях и перешептывались.