Владимир Ионов: …А родись счастливой

— Бегай, заводи вороную, полетишь в Столбово.

— Сперва в Генералово! — истошно поправил кто-то из гостей.

— Сперва в Столбово, — оставил на своём Митрич. — Сте-пан!

— Щас, разлетелся вам и в Столбово, и в Генералово! — пробурчал Степан и, не отзываясь, пошёл в столовую.

Узрев непослушание, Митрич решил тут же пресечь его. Он догнал шофёра на пороге банкетной комнаты, втолкнул его туда и захлопнул за собой дверь.

— Ты, чего, оглох у меня? — спросил он накалённо.

— А тебе чего надо? — обернулся к нему Степан.

— Я куда тебе сказал ехать?

— Ты? Ехать сказал? А кто ты мне такой говорить?

— Я кто? Я — зампред! — сообщил Митрич, как новость.

— Зампред? Вот когда сампред будешь, тогда и распорядишься. А пока сиди-ко ты! — Степан ухватил маленького Митрича за полушубок и легонько посадил на стол, заваленный обрывками обёрточной бумаги. — У тебя своя телега есть, заводи её и двигай, а у меня тут дело. Игорь Сокольников, кажись, в отцов дом пошёл, может, его ещё вести надо.

— А может, он заночует в отцовом-то доме?

— А чего бы ему там ночевать?

— Это не наших умов дело. Заночует, и всё! А тебе-то что?

— Ну, не наших, так не ваших. И хорошо! А я этим не извозчик. — Степан ткнул каблуком резную дверь и, откинув ею кого-то с дороги, убежал в машину. «Волга» взвыла под ним мотором, метнула колёсами снег и понеслась вдоль села. — Я ему заночую в отцовом доме! — мял он в руках серебристую оплётку баранки. — Так заночую, так заночую!..

Игорь впервые был в этом доме отца. За последний год они вообще виделись лишь, когда Анатолий Сафронович несколько раз заезжал домой уговаривать Альбину Фёдоровну дать ему развод, а она призвала на этот разговор сыновей, да когда оформляли всякие документы на квартиру, на машину, и ещё один раз они встретились на каком-то совещании. Сокольникова поминали там в докладе бесфамильно, правда, но не добром, и настроение у отца было серое. Игорь сделал вид, что ничего не понял, и у буфетной стойки в перерыве разговор начал со своих забот.

— Ну, что, батя, запустил ты меня в эту сферу и бросил? — спросил он, оценочно оглядывая толпящуюся у прилавков начальствующую публику. — Это кто в такой кожанке? Вон, у кондитерской лавки…

— Предрик из-за Волги, — мельком глянув в толпу, ответил отец. — А что?

— Так. Кожа на нём приличная. Я говорю, бросил ты меня. Я уже год в инструкторах, и, по-моему, никто не торопится видеть меня в замзавах хотя бы.

— Ну, почему «бросил»? С шеи я тебя сейчас поспущу — не обессудь, не те времена. А за спиной у меня подержишься, чтобы ниже куда не сдуло, поскольку интересуют тебя только кожа да рожи. И ничего больше.

— И на том, бать, спасибо, — проглотил обиду Игорь.

— На здоровье. Подвернётся момент, подсажу, сколько смогу, но ты и сам царапайся, стремись. Батя не вечен, как всё на земле.

— Эх, а-яй! Чего это тебя на философию потянуло? — спросил Игорь, но не стал вглядываться в лицо отца, как надо было при таком вопросе. Боясь напороться на жёсткость его глаз, уткнулся вытянутыми губами, носом и взглядом в чашку, выцеживая из неё остатки остывшего кофе.

— Жизнь — она разная, — Сокольников устало улыбнулся сыну, легко трепнул его за ухо и оставил одного у стойки.

Вот теперь Игорь понял, почему отец «поспустил с шеи» его и Васятку — перестал помогать сыновьям деньгами. Отлично срубленный в декоративно-русском стиле особняк в глубине то ли рощи, то ли старого парка, конечно же, влетел ему в копейку. Хорош домок-теремок! Надолго кому-то хватит.

Любу Игорь знал — знакомил отец. До отъезда её сюда встречались и запросто разговаривали, поэтому и вообще-то, никогда не стеснявшийся в общении с людьми, он повёл себя с ней не как с вдовой отца, а как с давно и близко знакомой сверстницей.

— Кто-кто в тереме живёт? — спросил шутейно, словно и не сидел с ней полчаса назад за поминальным столом.

Но ведь он явился к ней в момент, когда она, не то чтобы в трансе, но и отнюдь не без грусти перебирала в памяти эпизоды короткой жизни с отцом этого полнеющего уже молодца, и тон, выбранный им, оказался для неё сейчас не самым верным.

— Мышка-вдовушка, — ответила Люба так, чтобы он вспомнил, к кому и откуда пришёл.

Игорь вспомнил, но лишь слегка.

— Нелепо и грустно всё это, — сказал он, пожав плечами. — Был батя, и нет бати… Я разденусь?

— У тебя много вопросов ко мне?

— Нет, но наши уже уехали с Кащеем.

— Это и будет темой разговора?