Ариадна Борисова - Манечка, или Не спешите похудеть

Дверь предательски скрипнула.

— Вы уходите? — сонно пролепетала Маняша.

— Да, — подтвердил он в отчаянии. — Да, мы уходим. Мы сперли все твои деньги и удираем, как последние сволочи.

— Оставьте мне, пожалуйста, на автобус, — попросила она. — А то отсюда до дома далеко пешком идти.

— Прекрати называть меня на «вы»! — закричал Виталий, задыхаясь от ярости и бессилия. — Я — бомж, а не бизнесмен в «Мерседесе»! Я — вор и пропойца, можешь ты это понять?! Я свою совесть просрал, пропил, мне бутылка водки дороже тебя, дороже всего, даже этой чокнутой жизни!

— Вы… ты не такой, — сказала Маняша тихо, но твердо. — Я не верю.

— Дура, — с сердцем пробормотал он. — Господи, какая дура…

— Дура, — согласилась она кротко. — Круглая дура. Мне с детства говорили.

— За что мне это наказание! — простонал Виталий, бурно изумившись, жалея Маняшу и досадуя на ее безнадежное смирение. — Никакая ты не дура! Ты — просто… Ты — просто Маняша!

— Меня так зовут на работе, — она несмело засмеялась. — Они думают, я не знаю, а я знаю.

— Вот как… Стало быть, просто Маняша, — повторил он угрюмо, вдруг наливаясь темной злобой против тех, кто посмел ее так называть.

— Я не обижаюсь. Это лучше, чем когда зовут Марией Николаевной. Маняша — честнее.

— Наверное, — подумал он вслух. — От Марии Николаевны было бы сложно уйти.

— А от Маняши — нет?

— От Маняши — нет.

— Значит, вы… ты все-таки уходите?

— Я не совсем ухожу. Я… я не могу от тебя так запросто уйти!

— Правда? — прошептала она.

— Да.

Он с размаху сел на скамью и опустил голову, переваривая признание. Помедлив, сказал:

— Короче, так… Вот твой кошелек. Спрячь его от меня подальше.

— Возьмите, сколько нужно. Только ведь поздно, первый час, наверное. Темно, опасно, — сказала Маняша. — А вы… а ты собрался куда-то? Куда?

— Закудахтала, — устало усмехнулся Виталий. — Разумеется, в Сочи, на Канары, к черту на кулички в чертов ресторан…

Он хотел добавить еще пару никчемных злых слов, втиснуть в них остатки смятения и досады. И вдруг в забубенной голове что-то прозвенело. Что-то перелисталось, перевернулось, а может, начало вставать на свои места… В мозг торкнулась шальная, сумасбродная мысль. Из наслоений застарелой тоски вырвался вызывающий и одновременно мечтательный голос Егора: «А я, может быть, жду свою Ассоль… Я бы к ней тоже прилетел на алых парусах. Вернее, на машине алой — пусть далеко видно… Думаешь, романтика ушла за туманом в горы?… Не-ет, брат, романтика живее всех живых!»

Ошеломленный сумятицей в голове, Виталий вскочил так же резко, как сел. Его охватило давно не посещавшее вдохновение, ощущение счастья, неизъяснимое и рудиментарное.

…Он это сделает. Бог ты мой, он это сделает во что бы то ни стало, если даже все псы проклятой жажды погонятся за ним по пятам, алча схватить за горло. И если они вгрызутся в него гнилыми зубами, он все равно это сделает! Последний рывок романтики — в память о Егоре, во имя его несбывшейся мечты. Ради Маняши. И ради себя, черт возьми, ради себя! Потому что… Впрочем, пусть все, что должно случиться, придет само, без его понуканий. Пусть кто-то думает, как думает, и смеется над ним — ему плевать.

— А в небе горит, горит, горит звезда рыбака! — вдруг заорал он громко и весело.

Маняша засмеялась. Виталий нравился ей таким. Опыта общения с мужчинами у нее не было, но она догадывалась, что ее бродяга — особенный, из тех, про кого говорят «штучный товар». Немного, конечно, шалопутный, зато с ним не скучно.

— Леди Маняша! — Он шутовски поклонился, а лицо посерьезнело и напряглось. — Не желаете ли вы посетить ночной ресторан с господином бомжем? Есть такой ресторанчик для сов — нелюбителей спать по ночам. Так и называется — «Ночь».

— С вами — с удовольствием, господин бомж, — отозвалась она, принимая игру. — Но у меня нет вечернего наряда…

— Это подойдет, — он сорвал со спинки стула Маняшино платье в красных цветочках, бросил на кровать.

— Мне еще не доводилось бывать в ресторане.

Виталий так и думал. Его идея была рассчитана на это. Коротко кинул у двери:

— Я скоро. Жди, — и вышел.

Маняша спрыгнула с постели, как подброшенная пружиной, метнулась в ночной рубашке к окну. Виталий шагал быстро, почти бежал по усыпанной лунными блестками дорожке.

Она верила и не верила. Сочетание казалось нелепым — бомж и ресторан. И она, Маняша. Как ни переставляй слова, все равно странно и нелепо. Но приятно: ее, будто в романе, пригласили… на поздний ужин? Или на ранний завтрак?