Аксель Сандемусе - Оборотень

— Я просто пользуюсь теми словами, которые мне больше подходят, откуда бы они ни были. Не могу же я изобрести собственный язык. Когда то же самое говорит Фелисия, это никому не кажется странным, так и должно быть. Отцы и братья — сторожа своим дочерям и сестрам. Посмели бы сестры сунуть нос в дела братьев! А вот братья простодушно заявляют: ведь я должен следить за своей сестрой! Но почему? Все это глупо, как блеяние овцы. Вы можете допустить, чтобы ваша сестра вышла замуж за негра? — спрашивают мужчины друг у друга. Если бы у меня был брат (а кое-кто говорит, что он у меня есть) и он женился бы на негритянке или она вышла бы за него замуж, я бы сказала: ради Бога, это его дело, надеюсь, он будет счастлив. Разве я сторож брату своему? Почему я должна сторожить его? Я отвечаю за него не больше, чем он за меня. Никто ни за кем не должен следить, все это чушь. Пойми, Эрлинг, иногда люди, побывавшие в трудных обстоятельствах, лучше видят и больше понимают, чем остальные.

— Не сердись, Юлия. Я ведь согласен с тобой, и ты это знаешь. Мне жаль, что когда-то тебе жилось нелегко, единственное, чем я могу утешить тебя: ты избежала именно того, что тебя так возмущает.

Юлия поджала губы и остановилась, а потом спросила после некоторого молчания:

— Кто такая Гюльнаре?

— Я не рассказывал Фелисии о Гюльнаре.

— Рано или поздно Фелисия узнает все.

— Бог знает зачем она тебе об этом сказала.

— Я сама у нее спросила. Мне хотелось хоть что-то узнать про своего отца.

— Гюльнаре — это моя большая любовь.

— По-настоящему большая?

— Да, по-настоящему.

— Когда это было?

— В 1915 году.

Она уставилась на него, открыв рот:

— Больше сорока лет назад?

— Да, но ведь ты не впервые слышишь от пожилого человека, что время не стоит на месте. Молодым трудно понять, что кто-то существовал до того, как они появились на свет.

— Можно забыть свою большую любовь?

— Нет.

— Я так и думала. А потом ты стал большой любовью Фелисии. Как жаль, что вы с ней не смогли получить друг друга.

— Тогда бы не было тебя.

— Ну и что? Ведь я бы не узнала об этом. Может, так было бы даже лучше. А Гюльнаре любила тебя?

— Любила. Но кое-кто все испортил.

— Почему ты обманул Фелисию?

— По глупости. Хочешь еще что-нибудь узнать?

— Ты доволен своей жизнью?

— Да, в основном доволен.

— Ты любишь кого-нибудь по-настоящему?

— Я вижу, ты решила показать мне, как неприятно, когда тебя допрашивают. Да, люблю, и довольно многих. И мне горько, когда мне не верят.

Он взял ее за руку:

— Пошли дальше.

Эрлинг думал: Неужели эта девушка, будучи клептоманкой, не знает об этом? Неужели она не отдает себе отчета, что влюблена в отца, которого обрела в Венхауге, — почему она так горячо защищает эту ситуацию? Моя дочь слишком умна, чтобы я поверил, будто она чего-то не понимает.

Ты пригрела змею на своей груди, Фелисия, но тебя она не ужалит. И все-таки это может плохо кончиться.

— Юлия, мне бы хотелось что-нибудь подарить тебе. Что тебе хочется? Скажи. Украшение или что-нибудь еще?

Это был эксперимент, но он не удался.

— Это с твоей стороны флирт, да? — Она улыбнулась. — Ты и так дарил мне слишком много украшений. Они у меня лежат, я ведь их не ношу.

Этот разговор подал ей мысль о деньгах и других ценных вещах:

— Платья себе я шью сама, перешиваю те, что больше не носит Фелисия. Таким образом я экономлю деньги. Фелисия тоже экономна, но она тратит много на наряды. Правда, королева Фелисия все-таки не может себе позволить надевать платье только один раз, как королева Елизавета, но тем не менее… Я экономлю на нарядах много денег, — повторила она, — потому что глупо быть бедной.

— Быть бедной глупо?

В голосе Эрлинга прозвучали незнакомые нотки.

— По-моему, да. Если я буду здорова, я никогда не буду бедной. Не хочу. Я сразу поняла, что в Венхауге я могу научиться вести хозяйство, и научилась.

— Ты приехала в Венхауг ребенком и говоришь, что сразу все поняла?

— Да, после того как Фелисия сказала мне: Юлия, ты не должна быть бедной. Учись вести хозяйство, пока живешь здесь. Бедных не уважают, сказала она. Если человек умеет очень хорошо что-то делать, он никогда не будет бедным, но он должен делать это лучше, чем все остальные. Так она мне сказала. И это верно. Фелисия умеет все, и она не бедна.

— У Фелисии были деньги и до того.

— И она сумела их сохранить, Эрлинг.

Наступило тягостное молчание. Эрлинг ждал, чтобы Юлия сама нарушила его. Про него было известно, что у него деньги не держатся.