Аксель Сандемусе - Оборотень

— Недавно ночью я вдруг решила, что раз я не помню лица своей мамы, значит, она не умерла, а забрала свое лицо туда, где находится.

Потом уже Эрлинг подумал, что у Фелисии было какое-то предчувствие.

Предчувствие чего?

Фелисии хотелось открыться, хоть один раз выложить про себя все. В три часа ночи она проснулась и поежилась при мысли о морозе, на который ей предстояло выйти, и снова подумала о своем бремени, но желание исповедаться уже прошло — да и что такого Эрлинг мог бы сказать ей, чего еще не говорил?

Конечно, его постоянное присутствие помогло бы ей справиться с этой зависимостью, но Фелисии не хотелось говорить на эту тему. Ведь, если б она заговорила, она бы не удержалась и попросила его о помощи. И потом пожалела бы об этом. Нет, Эрлинг должен переселиться в Венхауг по собственной воле. Это было решено бесповоротно, и Фелисия не собиралась отступать от своего решения.

Что бы там Эрлинг ни сказал ей, она не могла преодолеть свою упрямую гордость и свою тревогу.

Не поддалась она и желанию просить помощи у Яна. Ход событий еще можно было бы нарушить, но этого не случилось. Для того, кто в тумане идет к пропасти, ничего не изменится, если он чуть-чуть изменит направление. Ничего не случилось, и Фелисия рухнула в пропасть.

В воскресенье в полдень Фелисия, Юлия, Ян и Эрлинг мирно беседовали у камина, за окнами, как всегда по воскресеньям, шумели дети. Они устроили что-то вроде лыжных соревнований. Фелисия ненадолго вышла из комнаты, а когда вернулась, стало ясно, что она куда-то собралась. Шапки на ней не было, свитер, теплые брюки, сапоги. На полулежали солнечные квадраты.

— Какая ты красивая! — сказала Юлия.

Фелисия обрадовалась:

— Да, говорят, но особенно приятно это слышать от молодой девушки. Я пойду на почту, что-то мне подсказывает, что там лежит письмо, которого я жду.

Они редко забирали почту по воскресеньям. Фелисии не хотелось без нужды беспокоить почтмейстера. Юлия предложила сходить за почтой вместо нее или просто составить Фелисии компанию. Фелисия как будто задумалась.

— Нет, — сказала она. — Сегодня мне хочется пройтись одной. А ты останься дома и составь компанию мужчинам.

Никто не обратил внимания на эти слова, но потом многие задумаются над ними. В них не содержалось ничего, кроме желания Фелисии побыть одной — обычного для нее желания, — но потом эти слова будут повторять месяцами, над ними будут раздумывать, из-за них будут спорить.

— Сейчас опять пойдет снег, — заметила Фелисия.

Ян выглянул в окно:

— Похоже на то. Небо почти затянулось, остался лишь небольшой просвет. Да он уже идет. Боюсь за молодые фруктовые деревья. Ветки могут не выдержать такой тяжести, снегопад будет сильный. Я хорошо знаю эту серость, которая вдруг обволакивает весь мир.

Решив выпить перед уходом кофе, Фелисия присела. Эрлинг развалился в кресле, рядом на столе стоял бокал вина.

— Знаешь, Фелисия, я часто удивляюсь, как это ты, горожанка, говорящая на чистом риксмоле [22] Риксмол — норвегизированный вариант датского языка, на котором писали и говорили в XIX веке. Один из двух государственных языков Норвегии. , девушка из высшего общества, могла выйти замуж за человека, говорящего на ландсмоле.

— Все очень просто. Разве ты не видишь, как Яну идет ландсмол? Когда я увидела его в первый раз, я сразу подумала, что этот увалень должен говорить на ландсмоле, и очень обрадовалась, услыхав, что он заговорил нараспев. И мне стало его жалко.

Ян фыркнул.

— Я смотрю на это как на его особенность, — продолжала Фелисия. — Это его личный навигационный знак для женщин, терпящих бедствие в море жизни. Мне бы хотелось, чтобы все остальные перестали говорить на ландсмоле. Это должно быть привилегией только Янова племени. Ландсмол должен быть закреплен только за ним… У меня не было бы детей, если б Ян не соблазнил меня своим ландсмолом. Знаешь как я смеялась! Ян воспользовался этим и сверкнул как молния. Хотя вообще его нельзя сравнивать с молнией, он никогда не торопится. Что бы ни случилось, Ян все равно начнет строить заново и не будет спешить.

— Чего-чего, а терпения у меня хватает, — согласился Ян.

Эрлинг вспомнил историю Яна и Вигдис. Ян сделал правильный вывод из их отношений и построил новое, более крепкое здание. Он, как архитектор, увидел все недостатки прежнего здания и не повторил их. Он не повторил ревности.

Ян обменялся взглядом с Фелисией, а Эрлинг перевел глаза на Юлию. Странно, подумал он, когда Юлия что-то делает, особенно когда она что-нибудь берет, мне всегда кажется, будто она левша, так мало и неуверенно она пользуется правой рукой. Ее движения похожи на движения ребенка, еще не научившегося управлять своими руками. Правой рукой она пользуется так, словно это левая. Эрлинг всегда обращал на это внимание. Вернее, Юлия пользовалась правой рукой так, как ею пользуются врожденные левши, которых переучили в детстве.