Трудно представить себе то немыслимое, что случилось тогда, но с тех пор только один раз что-то похожее, немыслимое поразило одновременно все человечество: это всеобщий, цепенящий душу страх перед гибелью мира, растущая вера в то, что Рагнарёк близок. Человечество разом оказалось недееспособным. Постепенно, этапами и в самой разнообразной форме люди отказались от своей воли и права единогласно заявить «нет». Вместо этого они, трусливые, но по-прежнему агрессивные, либо говорят, что во всем виноваты другие, по ту сторону океана, и пусть небеса поразят их небесным огнем, либо заявляют, что они ничего сделать не могут, что им нечего сказать.
Мы продали и посвятили себя гибели, ибо в то короткое время, которое нам еще осталось, мы сидим, сунув в рот кусок хле-ба, и отупляєм свой мозг гипнозом телевизора. Никто ни разу не сказал правду о том, что случится, если начнется война, и меньше всего — военные эксперты. Сегодня лишь одно имеет значение: великие державы не хотят, чтобы война разразилась на их территории. Если у меня спросят, есть ли у Европы надежда, я все-таки отвечу, что есть. Соревнование между великими державами может иметь другую цель, о которой нам неизвестно. И возможно, цель эта очень проста — каждая держава хочет оказаться сильнее другой в тот день, когда им придется встретиться, чтобы разделить земной шар на две части.
Однако я боюсь другого, я боюсь, как бы Европа не оказалась чем-то вроде противопожарной просеки в лесу, боюсь, что и в тех странах, где не упадет ни одной бомбы, мы увидим, как с неба валятся мертвые птицы и точно дети падают прямо на дороге, а потом на все опустится великая тишина, потому что наши солдаты будут лежать бездыханными возле своих нетронутых атомных пушек; и люди уже не увидят, как некоторое время наш мир еще сохранится, словно в прежнем виде, но весной больше не будут петь птицы и зеленеть пашни, и никто не будет мучить ближних своих, потому что и их тоже не будет. Не будет и запахов, ибо не спасутся даже бактерии. Есть миф, что Вавилонская башня снова восстанет. Мы же умрем как раз тогда, когда, почувствовав себя равными Богу, ринемся в мировое пространство. Вот мы и подошли к тому, что можно назвать моим третьим или четвертым мировоззрением: многое свидетельствует о том, что все это уже случалось прежде, и я представляю себе, как люди когда-нибудь, может быть через сотни тысячелетий, снова покинут то, что они позже назовут своим прадомом и снова разбредутся по всей земле из той точки, где жизни удастся перезимовать, и только Богу известно, какие мифы они понесут с собой. Будут ли это новые мифы или старые, о Каине и Авеле, Содоме и Гоморре, огне, падающем с небес, аде с горящей серой и Сатаной, мечты о мире в лоне Авраамовом, нирване, кровожадных военных богах, знаках луны и солнца, войнах и слухах о них, кастрации, священной охоте за половыми органами и поедании козлов отпущения, о кровавых приношениях в жертву Создателю его же творений и собственности, гибели мира, Судном дне, сыноубийстве, страхе и спасении… Откуда появилась бы у нас память и мифы обо всех этих безумствах, если бы их уже не было раньше? То, что мы называем предсказаниями и пророчествами, разве все это не память?
И когда-нибудь в очень далеком будущем люди опять будут наслаждаться жизнью перед своими телевизорами, наслаждаться, охваченные страхом, и, как сегодня, будут надеяться, что убивать станут не там, где они находятся, а в какой-нибудь новой Венгрии, в новой Корее, в новом Алжире, в новом Индокитае, будут справедливо негодовать против несправедливости, о которой им известно еще меньше, чем о самих себе, и наконец явится еще один Билли Грэм с его решительной борьбой во главе последних разумных людей при Армагеддоне.
Однажды на заре времен люди выделились из природы. Они долго существовали рядом с ней, словно испуганная фаланга, но эта фаланга становилась все более грозной, а годы сменялись сотнями тысячелетий. Люди все более остервенело нападали на природу, пока она не начала отступать, и тогда до следующего Судного дня, когда природа потребует назад то, что принадлежит ей, останется лишь несколько тысяч лет.
Кто-то сказал, что природа не могла бы изобрести колеса, что его изобрел человек, идя рядом с природой. Но он забыл, что Солнечная система — это колесо, состоящее из колес.
Даже пережившие будущий Рагнарёк сохранят память о колесе. Они начнут со знака, изображающего солнце, как это уже не однажды, очень давно, делали люди. И снова будут развивать колесо, изобретая настенные часы со множеством колесиков, телеги, велосипеды и снова отправятся в космос под знаком этого колеса и сгорят в нем. Нашим правильным летосчислением следовало бы считать то, которое проходит от одного самоубийства человечества до другого.
Читать дальше