Светлана Чураева - Чудеса несвятой Магдалины

«Как же хорошо, как правильно, что столько дней я терпела эту дурацкую боль! — осторожно подумала мама будущей Магдалины. — И теперь все отлично с младенцем — это самый красивый ребенок на свете».

— Магдалина, — сказала она вслух. — Я назову ее — Магдалина.

— Слишком претенциозно, — сказал врач.

— Да, — важно кивнула мать Магдалины. — Я тоже так думаю.

Она спустила рваный ворот сорочки с плеча, обнажив то, что стало с недавнего времени грудью, и попыталась засунуть сосок девочке в рот. Та повела вялыми губами — и все. Тогда маленькая мать Магдалины — и ведь никто ее не учил! — надавила резко пальцами на сосок, тихо смеясь, брызнула молоком младенцу в лицо. Потом — еще раз, уже прицельнее; девочка поморщилась, почмокала, почмокала, пробуя, и неожиданно сильно схватила сосок. И всю душу из матери вынула — с корнями, протащив по всем жилочкам, от макушки до пяток, по протокам новорожденной груди. Больно и так радостно, что даже страшно. Мама Магдалины вскрикнула, засмеялась от неожиданной боли и разревелась от радости.

— Посмотрите, какая чудесная девочка, — сказала она врачу, шмыгая носом. — Когда смотришь на нее, обязательно улыбаешься.

Злой врач покосился на сосущего младенца, не улыбнувшись. Нахмурился:

— Вот что, иди-ка к себе.

Рано-рано утром малышей привезли на кормление. Еще издали заслышав грохот каталки и нестройное злое мяуканье голодных младенцев, мама Магдалины помчалась мыть в туалете грудь. Уселась поудобнее, подложив под спину подушку, завязала волосы вафельным полотенцем — у других, она видела, были косынки, сложила руки, в которых дрожало уже предвкушение сладкой тяжести детского тельца.

Женщины набежали к каталке, теснились, кудахтали, хлопотали и наконец разошлись все, умильно воркуя. Нянечка поставила пустую каталку к стене.

— А мне? — спросила мать Магдалины. — Мне уже тоже можно. Точно-точно, спросите там у врачей.

Нянечка, уточнив фамилию девочки, ушла в детское отделение.

Ее не было долго — не было, не было, и наконец она появилась. Положила девочке на колени тугой шевелящийся сверток и отправилась по палатам собирать других малышей.

Маленькая Магдалина поела, не открывая глаз, и уснула. Ее мама попыталась нащупать пятками тапки, не нашла, встала так, босиком. И пошла осторожно, не отрывая глаз от спящего личика, всеми руками чувствуя, какой же легкий младенец.

В пустом коридоре висел еще сумрак. Как музыкальный треугольник, позвякивали шприцы, которые выкладывала на стерилизатор сестра в процедурном. Тихо было в подвале. Под лестницей шептались, но, пока девочка с младенцем проходила мимо, примолкли.

Перед большой дверью мама Магдалины замешкалась. Нехотя подняла глаза от ребенка, прочитала: «Приемный покой». Приемный бывает сын, а покой — от слова «покойник»? Наверное, им не сюда. Но тут дверь приоткрылась от сквозняка, и девочка, придержав ее плечом, вошла внутрь. Там неожиданно оказалось много народу, в воздухе реял сдержанный шум. Девочка узнала парня Пашу — он терпеливо сидел в углу…

Собака — терьер? — виляя хвостом, понюхала ее босые ноги. Пробежала недолго рядом, но девочка мысленно велела ей отстать — боялась споткнуться и уронить младенца. Асфальт приятно холодил ступни, и вдруг одна нога мягко осела в клумбу, и тут девочка поняла, куда ей идти.

Она дошла до частного домика, вросшего в землю. Раньше здесь ей всегда были рады.

Муж бабушки на стук открыл дверь и сказал:

— О.

Хотя, наверное, он — бывший муж бабушки? Интересно, как обращаться к вдовцам?

— Дедушка… — рискнула мать Магдалины.

— Исключено! — Вдовец вытянул палец. — Уважительно меня зовут Борода, потому что у меня есть борода. А неуважительно — Синий, потому что я синячу, как бог. У меня в крови течет чистая синька. — Дед задумался и вывел: — Аристократ.

— А какой бог? — спросила мать Магдалины.

— Чего это?

— Вы сказали, что вы — как бог. Какой именно бог?

— Я знаю? Может быть, Бахус? Его так назвали от слова «бухать» — это по-гречески; по-нашему выходит «синячить».

Мать Магдалины кивнула. Младенец спал.

— А друг мой Леший зовет меня «Синяя Борода» — с тех пор как умерла твоя бабушка.

— Борода, — попросила мать Магдалины, — можно мы у тебя поживем? — Кивнула на дочь: — Она тихая.

— Зато я громкий. Знаешь, что твоя бабушка была моей четвертой женой?

— Не запугивай прачек, Синек. — На крыльцо вышел еще один дед, страшнее прежнего. — Севастополь не одобряет. Ты у Маруси был пятым супругом, так что счет приблизительно равный.