— Ее привезли без шлема. Возможно, она вообще ехала без него.
Монтсе приподняла веко девушки и при помощи маленького фонарика проверила реакцию зрачков на свет. Она взяла больную за руку и с силой сжала ее. Другая рука лежала на простыне словно мертвая, она вся была покрыта ссадинами. Потом начала осторожно ощупывать грудную клетку, плечи, живот, поясницу, каждый раз спрашивая: «Так больно? А так?» Девушка стонала, но отрицательно мотала головой.
— Ну хорошо, расскажи мне, что произошло.
Девушка начала бормотать что-то, но слова лились бессвязным потоком.
— Ты хочешь спать? — спросила врач. — Не отключайся, говори со мной. Расскажи все, что помнишь.
Пока девушка пыталась собраться с силами, медсестра начала мерить ей давление.
— Ей нужно сделать томографию.
Санитар кивнул. Больная не переставала говорить что-то, и с каждой фразой речь ее становилась все более осмысленной.
— Давление сто восемьдесят на сто десять.
— Сколько тебе лет? — спросила врач.
— Девятнадцать… Меня дома ждут к ужину.
Доктор Камбра задержала дыхание и отвела взгляд. Возможно, именно эти слова произнесла ее дочь шесть месяцев назад, когда врач «скорой помощи» задал ей тот же вопрос. Девятнадцать. Столько ей исполнилось в марте. Пока больную готовили, чтобы отвезти на томографию, Монтсе вышла из бокса. Смерть дочери не должна влиять на ее работу, но она никак не могла заставить себя от нее отстраниться. Так же, как и этой несчастной, ей было девятнадцать лет, и она так же мчалась на мотоцикле, повесив шлем на локоть. И ее так же ждала мама к ужину. Конечно, с сообщением о смерти позвонили отцу. В больнице имя Альберто было всем известно. Они даже взяли на себя труд связаться с похоронным агентом — его карточка лежала на стойке в приемной в числе наиболее важных. Она не знала, что разозлило ее больше — то, что ей позвонили спустя так много времени после смерти дочери, или то, что выкинул муж, глухим и твердым голосом сообщивший ей страшную новость. Он явился в ее дом в сопровождении своей красавицы рентгенолога, будто присутствие любовницы было ему необходимо, чтобы доказать свою смелость.
Когда доктор Карнеро встретила ее через час в ординаторской, на лице Монтсе уже не было улыбки, ее сменила растерянность. Подруга, поняла она, вот-вот снова провалится в бездну отчаяния, из которой с таким трудом выбралась.
— Кофе?
Доктор Камбра кивнула головой, соглашаясь. Ей было уютно в окружении людей, нравилось отвлекаться от тягостных мыслей, говорить на посторонние темы.
— Как ребенок?
Анестезиолог посмотрела на нее своими раскосыми глазами и попыталась улыбнуться.
— Хорошо, просто прекрасно. А ты… как ты? Недавно ходила по коридору с улыбкой, а сейчас…
— Да все нормально. Просто не всегда удается держать в узде свои мысли.
— Это со всеми случается, Монтсе. Ты же не считаешь себя какой-то не такой из-за этого.
— Ни из-за этого, ни из-за чего другого, Белен. Я считаю себя самым неособенным человеком на земле.
Белен постаралась не придавать значения последнему высказыванию подруги. Она точно знала, что ни слова, ни советы не способны лечить такие раны — только время.
— Послушай, Монтсе, — сказала анестезиолог. — Что ты делаешь завтра?
— Да ничего особенного — смотрю прыжки с трамплина, конкурс бальных танцев и толстею, не испытывая никаких угрызений совести.
— Думаю, ты могла бы прийти к нам на обед. Матиас привез из деревни треску. Твою любимую.
— Запеченная треска на Новый год?! А как же традиционная индюшка с рисом, которую он так здорово готовит?
— Знаешь, ты отстала от жизни!
Дверь ординаторской открылась, и на пороге появился интерн в перчатках и висящей под подбородком маске.
— Монтсе, ты нам нужна.
Доктор Камбра поднялась, оставив на столе остывающий кофе, к которому она так и не притронулась.
— Договорились, — сказала она, перед тем как выйти, — завтра у тебя. Если хочешь, запишу для тебя прыжки с трамплина.
— Нет, спасибо, я посмотрю в прямом эфире. Сыну нравится.
Между одиннадцатью и серединой ночи в отделении «Скорой помощи» для персонала обычно наступало затишье. Кто перекусывал в кафе, кто неспешно наслаждался деликатесами, принесенными из дома. Это был худший момент ночного дежурства, и доктор Камбра должна была его пережить.
Родители попавшей в аварию девушки примчались сразу после двенадцати, встревоженные судьбой дочери. Доктор Монтсеррат Камбра говорила с ними с большим участием. И в нарушение правил больницы разрешила на минуту зайти в палату, посмотреть на своего ребенка.
Читать дальше