Даниэль Глаттауэр - Навеки твой

На вечер было запланировано предрождественское торжество для членов семьи и ближайших друзей. Юдит не должна была ни о чем догадываться, а если и догадается, то многого все равно не узнает. Так они думали. И конечно, не хотели отнимать у Ханнеса радость от преподнесенного сюрприза.

Ближе к вечеру Юдит, Бьянка и Басти тоже закончили приготовления к необычному торжеству. Юдит в последний раз залезла в постель и следила, как появляются первые гости, звенят бокалы шампанского, когда они чокались, как тренировали присутствующие свои голосовые связки в произнесении пустых речей.

Временами гости серьезно и смущенно о чем-то шушукались, имея в виду, несомненно, недееспособную хозяйку дома. О своем душевном состоянии Юдит узнала, что оно «стагнирует», «критическая точка уже пройдена», у нее «уже давно не было сильных волнений», и она «бравый едок», и какая замечательная эта современная медицина с ее целебными биологически активными веществами. Благодаря им психиатрической пациентке обеспечено «абсолютно человеческое существование на дому». Более того, Юдит, по заверениям Ханнеса, это «веселая уравновешенная женщина», и она «в таких условиях способна дожить до ста лет».

Под конец обсуждения вопросов здоровья и под бурные аплодисменты собравшихся гостей мама наградила Ханнеса за самоотверженную заботу и уход за дочерью заслуженным знаком цвета вишни или красного вина, который торжественно поставила на обе его щеки — даром что ли она всегда наносила толстенный слой губной помады? Чмоканье донеслось и до комнаты больной.

Вечер приближался к своему первому кульминационному пункту. Юдит позволила себя разбудить и привести в порядок, чтобы было не стыдно выйти к гостям. Она настояла, чтобы ее облачили во фланелевую фиолетовую пижаму из зимней коллекции «Психо» под черным купальным халатом из эпонжа. Теперь все, кому она была «дорога», могли заключить ее в сердечные объятия и приветствовать выход в общество по эту сторону бытия. Единственный человек, с кем она держала дистанцию, был Лукас. Юдит испытывала неловкость перед ним за разыгрываемый ею в последнее время спектакль. Перед Али она также старалась держаться бодро, чтобы приободрить брата.

Когда утихли приветственные возгласы, главный организатор торжества попросил слова.

— Дорогая Юдит, моя дорогая семья и друзья, как вы знаете, я не любитель долгих речей, — начал он.

Ханнес говорил о прошедших месяцах, они «для всех — видит бог! — выдались непростыми», о вызовах, на которые пришлось отвечать, о переменах в личной судьбе, какие якобы должны наступить уже на следующий день, и против них все бессильны и беззащитны. На этом месте Юдит решила прервать речь непродолжительными аплодисментами, тем самым наградив себя несколькими в высшей степени приятными мгновениями наступившей тишины.

После этого Ханнес стал излагать мысли короче и скоро добрался до утверждения, что «нынешний день для него и Юдит будет особенным». С последним его заключением трудно было не согласиться. «Дело в том, что наша, как бы это сказать, ситуация с жильем» — он нарочито растягивал звук «И» для придания более глубоко значения этим словам — отчего выходило «сииитуация с жииильем», да, эта ситуация с жильем в самые ближайшие дни изменится, «расширится, так сказать», дополнил он с ухмылочкой. Юдит больше не могла сдерживаться и захлопала в ладоши.

Ханнес поднял над головой ключи, торжественно позвенел ими и снова заговорил, уже тоном средневекового привратника: позвольте просить всех следовать за мной. Юдит приблизилась к Али, позволив ему быть ведущим. В действительности она была единственной, кто заранее знал, куда тянется этот короткий путь. Похожую модель жилища она недавно имела возможность изучить.

Вскоре гости очутились в соседнем помещении, где совсем недавно жил пенсионер Хельмут Шнайдер, ныне покойный. Гости застыли в изумлении от дорогого убранства отремонтированных комнат. Ханнес воистину проделал огромную работу, причем неизвестно каким чудом ему удалось сохранять это втайне до последнего дня. Если не считать шумовых эффектов, от которых Юдит едва не лишилась ума.

В подобные минуты преображения ни о каких спорах и дискуссиях и речи быть не может. Не обсуждаются и вопросы вкуса, даже если на каждом квадратном сантиметре тщательно обустроенной площади свободный от предвзятости глаз увидит приметы того, что ответственный за работы архитектор свое основное рабочее время посвящает оборудованию аптек.