Бен Элтон - «Номер один»

МИЛЛИСЕНТ. Одно точно – все это сделало нас сильнее.

ГРЭМ. Это сблизило нас, и нас ничто не разлучит.

Долгий кадр моста. Постепенно тает».

После съемок Грэм и Миллисент вернулись в холл ждать своей очереди на «прослушивание». Их очередь подошла после драматического ухода Шайаны из конкурса.

После обычной дружеской встречи с Кили их проводили к судьям, Миллисент вела Грэма за руку, как ей было велено.

– Привет, Грэм. Привет, Миллисент! – взвизгнула Берилл. – Добро пожаловать на «поп-школу»!

– Что вы собираетесь спеть для нас? – спросил Кельвин.

– Мы собираемся спеть «The First Time I Saw Your Face», – ответил Грэм.

Зная, каков будет ответ, Берилл быстренько дернула себя за волосы в носу, чтобы ее глаза снова наполнились слезами.

– Грэм, я преклоняюсь перед тобой, – ответила она сквозь слезы. – Для молодого человека с проблемным зрением выбрать такую прекрасную и горько ироничную песню – показатель наивысшей храбрости.

– Да, – согласился Родни. – «The First Time I Saw Your Face» – это отличная песня, трудная, но отличный выбор.

Грэм и Миллисент взялись за руки и спели свою песню. Как и было предсказано с первых записей, сделанных Эммой после оценки дуэта, Миллисент пела мило, а Грэм плохо, и снова его пальцы отчаянно перебирали струны гитары, которую он так хотел бы держать в руке.

Когда они допели, потрясенные судьи минуту сидели и уважительно молчали. Волос в носу у Берилл совершенно не осталось, и ее лицо было залито крокодильими слезами.

– Мистер, – наконец сказала она, – мистер, я преклоняюсь перед тобой. Ты надрал… мой мир.

– Да, это было невероятное выступление, – вмешался Родни. – Друг мой, ты продашь много записей.

– Ты действительно заставил меня поверить в то, что видел лицо этой девушки, – давила Берилл. – А это, учитывая, что нам всем известно, что ты незрячий, так горько и иронично, что делается страшно. Ты звезда, мистер. Огромная большая сияющая слепая звезда.

– Да, – согласился Кельвин. – Грэм показывает огромный потенциал как рок-вокалист широкого масштаба. С верхней октавой у него по-прежнему проблемы…

– Кельвин! Пожалуйста! – воскликнула в ужасе Берилл. – Мальчик слепой!

– И он заслуживает того, чтобы его не оценивали с оглядкой на это, – твердо ответил Кельвин. – Мы оцениваем его певческий талант, и только его. Тот факт, что он преодолел огромные препятствия, чтобы вообще петь, совершенно не важен. Я вижу в Грэме певца, а не слепого певца, и, если бы он пришел к нам сегодня как певец соло, с моей точки зрения, он бы мигом прошел в следующий тур с серьезной заявкой на победу. Но он пришел не как певец соло. Не так ли, Миллисент?

Камеры, словно ружья расстрельной команды, нацелились на дрожащую девушку.

– Нет, – продолжил Кельвин, – он пришел с тобой.

Миллисент онемела от ужаса, ее рот открылся, нижняя челюсть почти касалась ключиц. Но слов не было. Язык лежал неподвижно, словно большая мертвая рыба, и его кончик касался нижних зубов. Было похоже, что она уже никогда не сможет заговорить.

Грэм постарался изо всех сил:

– Мы пришли вместе, Кельвин. Мы – Грэм и Миллисент.

– И я боюсь, что вы вместе отсюда и уйдете, – сказал Кельвин.

– Нет! – воскликнула Берилл.

– Кельвин, мальчик мог бы продать много записей, – добавил Родни.

– Со старушкой Милли на шее? – спросил Кельвин.

– Нет, конечно нет, – согласился Родни, осознавая свою обязанность судьи. – Она просто пассажир.

– Пассажир! Это все равно что Рой Орбисон взял бы себе в пару кассиршу из «Теско»!

– Вот только я уверена, что некоторые кассирши умеют петь, – добавила Берилл.

Они говорили так, словно ни Грэма, ни Миллисент в зале не было.

– Каково тебе, Миллисент, – спросила Берилл, – быть гирей на ногах Грэма?

Краски, которые еще оставались на бледном лице Миллисент, теперь исчезли совершенно. Даже язык превратился из розового в серый. Двое юных друзей стояли неподвижно, бессильные перед наступлением. Костяшки их сплетенных пальцев побелели от напряжения и дрожали.

– Ладно, вот как обстоят дела, – сказал Кельвин, снова превратившись в хладнокровного профессионала. – Мы попросили тебя стать лучше, Миллисент, и пока что ты позорно провалилась.

– Мы сказали идти и расти, а не идти и съеживаться, – добавил Родни, явно восхищаясь своей репликой.

– Однако, Миллисент, если мы отправим тебя домой, на что у нас есть полное право, то потеряем Грэма. А этого я допустить не могу.

– Мы не можем потерять Грэма! – воскликнула Берилл. – Он душка!