Бен Элтон - «Номер один»

«Ух ты, – сказал Кельвин, и, хотя он был за кадром, все зрители, которые хоть один раз видели шоу «Номер один», поняли, что он только что кивнул с изумленно-насмешливым видом, словно поражаясь напряженности людей, которые якобы так случайно появлялись перед ним. – Ты действительно хочешь этого, верно?»

«Я же сказала, Кельвин. Я хочу этого так сильно, что могла бы умереть».

Эмма нажала на паузу.

– Или убить. Это оборотная сторона медали. Эта девушка меня пугает.

– Ой, Эмма, да хватит тебе. Единственный человек, кому она сможет причинить вред, – это она сама. Она первоклассная, двадцатичетырехкаратная жертва. Это любому понятно.

– Ну да, всякое бывает. Кто знает, может, когда-нибудь, размышляя о том, что она хотела умереть, потому что так никому ничего и не доказала, она может внезапно подумать: «Постойте, зачем это мне умирать? Как насчет того мерзавца, который вышвырнул меня из шоу?»

Кельвин засмеялся:

– Эмма, ты что, на ее стороне? Ты что, хочешь, чтобы я сделал ее победительницей? Я думал, ты желала победы принцу Уэльскому?

Эмма пожала плечами:

– Не знаю. Не знаю, что для нее будет лучше. Ты можешь ее отсеять или оставить, так и так жребий брошен. С ней нужно быть осторожнее.

Апартаменты были освещены только стоящей в дальнем углу напольной лампой с красным абажуром, которая отбрасывала приглушенный свет, казавшийся раньше романтическим, но теперь вдруг ставший довольно мрачным.

Эмма снова нажала на воспроизведение.

«Отлично, Шайана, – услышали они голос Кельвина, – что ты хочешь спеть для нас?»

«Я бы хотела спеть «The Wind Beneath My Wings» Бэтт Мидлер», – ответила Шайана.

После этого впервые послышался голос Родни:

«Хороший выбор. Это отличная песня, а Бэтт – хорошая певица. Молодец, это очень хороший выбор».

Шайана сделала глубокий вдох и начала петь. Если бы судьи оценивали только боль и эмоции, она, несомненно, уже победила бы. По сравнению с выступлением Шайаны слезливая, болезненная, агрессивная интерпретация «Stand By Me» группы «Парень» выглядела поверхностной и неубедительной. Эта женщина верила, что каждое слово текста – новая возможность снова пережить боль и отверженность. Ее маленькие груди вздымались, костяшки пальцев побелели, подбородок поднимался все выше, словно (следуя совету Челси) она хотела быть абсолютно уверенной, что Господь слушает ее. Шайана, очевидно, была из тех, кто рассматривает свой голос как кувалду, роль которой заключается в том, чтобы вбивать ноты удар за ударом, пока аудитория не будет задавлена эмоциями. Как и очень многие конкурсанты до нее, она наблюдала за великими певцами, слушала их и пришла к выводу, что успех кроется в том, чтобы попытаться подражать своим героям во всем сразу и на протяжении всей песни.

Однако в тон она попадала.

Когда выступление закончилось, Эмма снова нажала на паузу.

– Не так уж и плохо, верно? Если ей немного помочь успокоиться, она сможет неплохо петь.

– Да, но это многие могут, – сказал Кельвин. – И к тому же, как тебе известно, дело…

– Не в пении, – закончила Эмма его мысль. – Это мне известно, и самое замечательное в том, чтобы не работать на тебя, – отсутствие необходимости слушать, как ты повторяешь эти слова каждые пять минут.

– Но я ведь прав, верно? – сказал Кельвин. – Ладно, ты довольна или хочешь послушать, что мы сказали?

– Давай послушаем. Надеюсь, вы не слишком жестоко с ней обошлись.

– Ну, вообще-то не очень, – ответил Кельвин. – Она ведь в группе «озадачить и отсеять», не забывай.

«Озадачить и отсеять» был любимый прием на шоу «Номер один», который заключался в том, чтобы предложить конкурсанту идти работать и попытаться вырасти, а когда тот возвращался (заявив, что он очень много работал и вырос), сообщить, что у него это не получилось, и отсеять его.

– А что ты сделаешь, – спросила Эмма, – если кто-нибудь все же спросит тебя, что ты имеешь в виду, говоря: «Иди работай, учись и расти»?

– Вырежу при монтаже, – ответил Кельвин, снова нажимая на воспроизведение.

«Шайана, – послышался голос Кельвина с экрана, – ты меня смутила».

Последовала пауза, и камера подползла к дрожащему лицу Шайаны, покрытому густым слоем косметики.

«У тебя есть голос, – сказал наконец Кельвин. – И не совсем ужасный голос. Я сомневаюсь, что он хороший, но не ужасный. Вопрос в том, сможешь ли ты его улучшить?»

Шайана клюнула на наживку, как голодная рыба.

«Да, Кельвин, смогу. Смогу. Понимаешь, я так сильно хочу этого, я сделаю все, что угодно, я буду работать, очень много работать. Я буду учиться и расти…»