Ольга Разумная - Будни ГКБ. Разрез по Пфанненштилю

Нейман бросил машину на парковке у самого входа в Тропаревский парк, и хотя до санатория (а он называл это место именно так) вела ровная заасфальтированная дорога, Борис решил пройтись немного пешком. В последнее время он совсем забросил тренировки и даже набрал пару лишних килограммов, но главное, ему вдруг остро захотелось побыть среди людей, не несчастных, измученных болью пациентов и их вечно озабоченных родственников, не подобострастных, заглядывающих в глаза подчиненных и угрюмых, серьезных коллег, а обычных, здоровых людей, просто вышедших на прогулку в этот солнечный сентябрьский день. Сбежав от городской суеты и нервотрепки, люди наслаждались тишиной, и лица у них были спокойные и безмятежные. Мимо Бориса неторопливо вышагивали степенные пожилые пары, обнявшись, проносились юные влюбленные, с шумом и гомоном сновали непоседливые малыши. Среди них Нейману было хорошо и уютно, словно ненадолго он стал их частью, одним из них, таким же радостным, беззаботным, а главное — не одиноким.

День выдался на удивление теплым и ясным. Скинув пиджак, Нейман неторопливо брел по центральной аллее Тропаревского парка, от которой в разные стороны разбегалось множество извилистых тропинок. Он легко мог свернуть на одну из таких тайных троп и сократить свой путь почти вдвое, но умышленно шел самым длинным путем, стараясь оттянуть момент важного разговора. Наконец вдали показался зеленый забор санатория. Борис обреченно вздохнул и ускорил шаг.

Поравнявшись с постом охраны, он привычным жестом полез за пропуском, но узнавший его охранник уже открывал калитку.

— Проходите, Борис Францевич, к чему эти церемонии, мы вас и без пропуска прекрасно знаем.

— Порядок есть порядок. — Приветливо кивнув охраннику, Нейман ступил на ухоженную, утопающую в зелени территорию. — Он един для всех, но за то, что узнали, спасибо. Кстати, Василий, — имя услужливого охранника Борис прочел на фирменном бейджике, — Анатолий Григорьевич у себя?

— Конечно, у себя. — Вася расплылся в довольной улыбке. — Шеф раньше пяти никогда не уезжает, будь то суббота, воскресенье или даже праздничный день.

— Молодчина, верен своим привычкам! — удовлетворенно хмыкнул Борис и направился к центральному подъезду современного трехэтажного здания, где на втором этаже располагался кабинет его учителя и друга Анатолия Григорьевича Лысачева. После всех перипетий, произошедших с Нейманом за последние несколько лет, он остался единственным человеком, которому Борис действительно доверял и кому в трудный момент мог излить душу.

Войдя в просторный светлый холл, Нейман в который раз отметил поразительный контраст между государственной, живущей на скудные бюджетные средства больницей и этим шикарным частным медицинским заведением. Здесь все словно кричало о больших деньгах — живые цветы в кадках, уютная кожаная мебель, огромный, во всю стену, плазменный телевизор и нежные, успокаивающие глаз акварели, развешанные по всему периметру холла.

— Что, Боренька, живописью интересуешься?

Борис вздрогнул и обернулся. По лестнице к нему спускался его любимый педагог, доктор медицинских наук, профессор, академик РАЕН…

— Я тебя еще на улице заприметил, — протягивая ладонь для рукопожатия, с улыбкой проговорил профессор, — все гадал: заглянешь к старику на огонек или сразу к Томочке побежишь? Вот и решил перехватить по дороге.

— Зря спешили, Анатолий Григорьевич, — Нейман с удовольствием пожал сухую, не по-стариковски крепкую руку. — На этот раз я приехал именно к вам. Посоветоваться надо, не прогоните?

— Что ты такое говоришь, Боренька! — Лысачев обиженно покачал головой. — Да я только рад буду! Вы же мне с Томочкой не чужие. Пойдем наверх, там нам никто не помешает.

В уютном, со вкусом обставленном кабинете главврача «Дома опеки» (именно так официально называлось это медицинское учреждение) мужчины расположились в удобных кожаных креслах друг напротив друга и какое-то время сидели молча.

Первым нарушил тишину хозяин кабинета:

— Давненько ты ко мне, Боренька, не заглядывал. А выглядишь, прости уж старика за правду, неважно, глаза усталые и вид измученный. Небось опять днюешь и ночуешь в больнице?

— Каюсь, есть такое дело, — виновато кивнул Нейман. — А куда деваться, проблемы у меня, Анатолий Григорьевич, повсюду проблемы, и на работе, и в личной жизни.

— Обожди! — решительно остановил его Лысачев. — Любые проблемы, мой мальчик, надо решать по порядку, оставим твою личную жизнь в покое, поговорим о работе.