Момо Капор: Рассказы

— Кофе, чай или сок?

— Кофе. Без сахара, пожалуйста!

«Не хотите ли без воды? Кофе без сахара, без кофе и без чашки?» — думает она, но говорит с улыбкой:

— Конечно, сейчас будет!

Она часто встречает известные лица знаменитых пассажиров, которые ждут, чтобы их узнали. Она с первого взгляда определяет знатоков виски — вечных обитателей аэропортов и магазинов duty-free; она видит детей, убаюканных высотой; ошарашенных бизнесменов, скрывающих страх перед полётом чтением газет и записок; различает тех, кто боится таможенной пошлины, и тех, других, которые пристально ее осматривают, ища на лице след возможной паники.

Она шагает над облаками с картин Рене Магритта и читает в глазах пассажиров скуку, тупость, желание прикоснуться к ней.

— Что вы делаете сегодня вечером?

— Сплю.

— С кем?

— Не с вами, это уж точно! Кофе, чай или сок?

О чём она думает, когда гуляет высоко над замёрзшей землёй? О городах, в которых она побывала, но которых при этом никогда не видела? О вечно одном и том же отеле для экипажа самолёта? Об автобусе на рассвете, который везёт ей по неизвестным спящим кварталам? О жадности, которая липкими пальцами сгребает парфюмерию и блоки сигарет? О ком-то своём на земле?

— Кофе, чай или сок?

— Какая погода за бортом?

— Переменная облачность.

— Когда мы прилетим?

— Вовремя. Кофе, чай или сок?

Она шагает по небу среди людей, охваченных дремотой, и собирает шуршащие картонные стаканчики.

— Уважаемые пассажиры, через несколько минут мы начнём снижение. Просим вас не покидать свои места и оставить ремни пристегнутыми до полной остановки двигателей. Спасибо.

Она находит свободное кресло рядом с окном, со вздохом пристёгивается, и смотрит на крыши ещё одного города, который её не радует.

— Выход через переднюю дверь…

— Что с тобой сегодня? — спрашивает её старший проводник.

— Да ничего — говорит. — Развожусь.

Раскаленная улица.

Мертвые, ссохшиеся тельца мух лежат в августовской пыли выцветших витрин, Бель Ами и Пуфко убивают время. Над ними вялый тент кафе «Парк» — перед ними теплое пиво, получившее награду на последней выставке в Брюсселе.

Затянутый в темный костюм, похожий на тень, улицу переходит старик.

— И куда это он собрался? — спрашивает вслух Бель Ами.

— Какое мне дело! — говорит сквозь зубы Пуфко.

— Как думаешь, куда он идет?

— Заткнись!

Бель Ами с усилием разворачивает тело в плетеном кресле. Старик пересекает сноп света и зноя, исчезнув на секунду в блеске витрин.

— Ищет что-то в карманах…

— Как тебе не лень в такую жару?

— А с чего бы мне было лень?

Очертания старика снова складываются воедино, выплыв из света, и он останавливается на участке, где до недавних пор стоял дом, а теперь лишь бетонная пыль со следами шин грузовика. Его черный костюм покрыт пылинками толченого кирпича.

— Откуда вдруг столько птиц? — спрашивает Пуфко. — А ведь еще не осень!

Старик превращается в памятник с улыбкой, отлитой из бронзы. У Бель Ами неожиданно пробуждается интерес, потому что он замечает, что из глубины Главной улицы приближается облако птичьих крыльев.

— Кажется…

Пуфко хватается за голову:

— Господи, сколько птиц! Облако все больше и больше.

— Кажется, они прилетают из-за него… — бормочет перепуганный Бель Ами.

— То есть как?

— Думаю, дело в его доме!

Все больше птиц прилетает по улице, разделенной тенью на острие ножа и оставленный им разрез. Можно почувствовать ветер на лице и сухой, шумный трепет их крыльев. Подобно косяку рыб, подобно теням, оставляемым этим косяком на песчаном дне, маленькие серые пятна прилетают, неся с собой волну запахов старого рынка; запах сухого сена, запах подгоревших блюд, называемых бамия, называемых шиш-чевап, называемых соган-долма, называемых паче [8] Блюда балканской и в особенности боснийской кухни. Бамия — овощ, происходящий из Абиссинии и восточной Индии. Шиш-чевап — разновидность мясного блюда типа кебаб, приготовляемая из баранины. Соган-долма — разновидность долмы из риса и мяса. Паче — студень, холодец. … Птицы толкают перед собой эти запахи крыльями по опустевшей улице, толкают их совсем низко вдоль блестящих рельсов, тонущих в растопленном гудроне, через гранитные плитки трамвайных путей. Эти птицы.

Старик рассыпает зерна пшеницы, и они хватают их на лету.

С другой стороны города прилетают новые стаи.