— Хлеба! — повторила мать. — Ты опять не взяла хлеба…
Ребенок держал в сжатых губах хлебный мякиш, не моргая глядя на гостью за столом.
— Какая милая! — сказала она с отвращением. — Сколько ей лет?
— Девять, — ответила мать.
— Кого ты больше любишь? — спросила она нервно. — Маму или папу?
Ребенок недоверчиво молчал.
— Скажи: обоих, — подсказал отец.
— Обоих.
— В какой класс ты ходишь?
— В третий, — гордо сказала мать.
Она не решалась поднять глаз, но почувствовала, что он уже стоит, склонившись над ней, и ждет.
— Я не знаю… — пробормотала она, боясь, что вдруг завоет. — Правда не знаю…
Костяшки его пальцев, вытянутых на скатерти сделали бессмысленное движение. «Пусть только дотронется до меня!»
— Если вы спросите меня, — сказал отец, — здесь лучше всего дичь. У тебя есть еще фазаны?
— Я посмотрю, — глухо ответил официант.
Он поклонился и ушел.
Она глядела ему в спину, пока он шагал к кухне: у него острые лопатки, как у какого-нибудь тощего мальчишки. Ей хотелось уткнуться: глазами, носом, губами — всем лицом в эту худую спину, обхватить его руками и вместе с ним проснуться от страшного сна, у которого нет ни малейшего шанса закончиться скоро. А ребенок напротив нее, кажется, уже догадался, что она шпионка в этом проклятом Замке и что приехала сюда не ради еды, как все остальные, а по какому-то запретному делу. И все вокруг, казалось, знали, зачем она здесь: человек за стойкой аперитив-бара, гардеробщик, охранник на парковке, смотревший на нее всякий раз, когда заходил чего-нибудь выпить; гости с раздувшимися от еды и питья лицами и их жены, честно заслужившие свой субботний прием пищи — весь мир вдруг превратился в бутафорский ресторан, полный довольных и сытых гостей, жующих своими крепкими челюстями… И никто, кроме нее, не находил ничего странного в том, что официанты — заключенные, а администраторы — надсмотрщики, все это было совершенно естественно, все они уже были пойманы и приговорены к пожизненному перевариванию пищи.
— Зачем ты приехала? — прошептал он, нагнувшись к ее уху, пока умело перекладывал вилкой и ложкой кусок разделанного фазана с подноса на ее тарелку. — Горошка?
— Нет, спасибо…
Она чувствовала его дыхание на своих волосах; этот его знакомый запах все-таки пробивался сквозь резкую вонь какого-то дезинфицирующего средства, которым была пропитана его рубашка.
— А как еще мне тебя увидеть?
— Существуют дни посещений…
— Тогда к тебе приезжают жена и дети…
— Это глупо! — сказал он, наливая вино в бокал, а затем накрыл новой чистой пепельницей использованную и ловко вернул чистую на стол.
Мужчина жевал зубочистку.
— Такого обслуживания нет нигде! — сказал он, обращаясь, на всякий случай, больше к своей жене, чем к ней. — Надо отдать им должное!
Она хотела сказать: «То, что вы едите в бывшей графской конюшне, еще не повод вести себя как кони!» Но нет. Она молчала.
— Как фазан? — спросила женщина.
— Превосходный, — ответила она.
Теперь он стоял, прислонившись к колонне возле тележки с пирожными. Они обменивались взглядами в отражении в темном стекле, чтобы не привлекать к себе внимания. К нему подошел сзади администратор и теперь что-то говорил ему на ухо, холодно улыбаясь. Он выслушал, едва заметно вытянувшись по стойке «смирно», рассеянно кивнул головой и ушел к последнему столику в ряду поменять пепельницы. В полной тишине, неожиданно повисшей над обглоданными костями, она услышала, как жует семья за ее столом. Отец словно высасывал последние соки из влажной зубочистки, которая, подобно маятнику, перемещалась из одного в другой угол его рта. В руке женщины, точно на уровне сжатых зубов девочки, был лист зеленого салата, наколотый на вилку. По салату стекало масло.
— Этот самый лучший! — сказал тоном знатока, продолжая жевать зубочистку, pater familias. — Мы всегда просим, чтобы нас посадили там, где гостей обслуживает он…
— Он такой мягкий, бедняжка, — согласилась с ним жена.
— Я не хочу! — сказала дочка. — Зачем ты в меня пихаешь?
— Настоящий джентльмен! — сказала женщина, доверительно нагнувшись к ней. — И все-таки, знаете, как подумаешь, что кто-то из них, этими самыми руками…
— Нет, нет… — рассуждал ее супруг, все больше утопая в стуле. — Этот наш до заключения точно не был официантом! Хотел бы я узнать, кем он был!
— Так чего ты его не спросишь? — пробормотала девочка с полным ртом.
— Не говори во время еды! — перебила ее мать. Она заткнула ей рот новой порцией салата.
Читать дальше