Александр Торопцев - Охрана

– Оттягивался с ними в кабинете-то? Выпил виску и без писку.

– Да ты что все заладил про это дело? Я и не пил с ними никогда. Опасно. Стукачей вокруг много. Только и ждали случая. А ты думал!

– Ну и служба. Не служба, а сплошное мучение.

– А ты думал! Ко мне как-то генерал пришел. Мы с ним на Урале начинали. Поговорили. Он предложил по старой памяти махнуть по сто граммов. Я шкаф открываю, спрашиваю: «Чего изволите?» А он даже ахнул. Я ему честно все и рассказал: с трех праздников добыча. Женщины очень добрые. Щедрые то есть. А что же, он-то мне в ответ, твой предшественник молчал, как рыба об лед?! Мы с ним в Академии учились, никогда он жадным не был. Неужели все домой относил?

Николаю стало скучно. Еще раз махнули они за уходящий год, потом – за жен.

Так они проводили 1997 год, какой-то гладенький он был для них, усыпляющий, спокойный то есть, совсем без происшествий.

Девяносто восьмой год разбежался быстро. Зима еще не порадовала морозами, как весна стала ее подгонять, уходи с дороги, не мешай. Но зима сдаваться не хотела, боролась, иной раз побеждала. Суматошно начинался год.

Касьминов ждал лета, почему-то надеялся, что оно будет хорошим – теплым, грибным, ягодным.

Но сразу после майских праздников начались для него и для всех охранников конторы перемены. Нельзя сказать, что к лучшему. Сначала ушел из ЧОПа ставленник Чагова. Хороший мужик, на объекте появлялся редко, деньги выдавал без заминок. Охранники горя с ним не знали. К хорошему-то быстро привыкаешь. И вдруг, как снег на голову. Пришел он как-то в субботу, отходной стол накрыл – пей-ешь, сколько душе угодно, представил нового начальника объекта Федора Ивановича Бакулина, выпил стопку со всеми, попрощался, и больше его в конторе не видели. И нигде не видели. Был человек и нет его.

И через десять минут после его ухода охранники сникли, услышав тронную речь Бакулина. Он говорил звонко и все исключительно верно, вот что всех сразу насторожило и огорчило. Они будто бы оказались на нудном собрании. От собраний они уже отвыкли. А тут собрание и речь – чуть ли не доклад.

– Скажу вам, товарищи офицеры, сразу. Нас здесь держать никто не собирается. Почти два с половиной года мы охраняем этот важный государственный объект. Обычно охрану меняют через два года. Но я сделаю все зависящее, чтобы мы тут остались надолго. Для этого надо поднять дисциплину на высоту нашего положения. Кроссворды нужно выбросить, это же дурь какая-то, это ослабляет бдительность. Далее. Внешний вид желает оставлять лучшего. В парикмахерскую надо ходить почаще. Обросли, как хиппи самые настоящие. Далее. Я не против таких застолий. Мы люди взрослые. Но с бодуна приходить на наш объект я больше не позволю. Сначала буду наказывать рублем. Потом отправлять в ЧОП. Там есть объекты похуже.

Приуныли товарищи офицеры, не ставшие по вполне объяснимым причинам господами. Засосало у каждого под ложечкой. Пить расхотелось. Думы печальные одолели. И все почему-то вспомнили свой первый плац, приветливые слова генералов, поздравлявших их с поступлением в военные училища. А потом слова полковников. А потом майоров. А потом и слова старших сержантов. Именно слова последних, уже не напутственные, а деловые, конкретные, вспоминали бывшие офицеры и жалели себя, не то курсантов, не то товарищей офицеров, уже смирившихся со своей сединой и с приставкой «бывший». А Бакулин, тоже ведь бывший замполит, все говорил, говорил. Дорвался человек. Не бывшим себя почувствовал. Настоящим. Фу ты!

Касьминов возвращался в тот день домой пьяный и грустный. Почему-то лезли в голову слова Чагова, сказанные два с половиной года назад: «Это для нас смотровая площадка. Осмотритесь, дело себе найдете». Он и сам так думал в те времена. Но как-то все гладко пошло в конторе. Сначала, конечно, стыдновато было стоять на посту. Но после первой зарплаты стыд быстро прошел. Деньги он получал здесь регулярно. Не бедствовали они. Все в семье сыты, обуты, одеты, на праздники есть во что нарядиться, в гости сходить, гостей пригласить. Да что там! Петька-прапор и тот стал уважительно здороваться, хотя по слухам он уже семь палаток в разных точках района скупил да дом в трех с половиной уровнях двенадцать на двенадцать заложил. Раскрутился прапор на ларьковой торговле. Или еще на чем-то. Но об этом лучше не думать. Да и Куханов изменился по отношению к нему. Он женился на бывшей однокласснице Светланы, перестал пыжиться, гонор свой показывать лыжный. И другие знакомые и бывшие сослуживцы уважительнее стали относиться к Николаю Касьминову. Четыреста долларов в месяцев – это не пенсия и не зарплата жены. Можно и в долг дать. Зачем под проценты? Он же не ростовщик. Как-то незаметно подкрался к нему этот разъедающий душу и волю, невидимый, но существующий зверь. Зачем, в самом деле, рваться, чего-то искать, добиваться, карабкаться наверх, к деньгам. Всех денег не заработаешь. А здоровье угробишь. А он нужен семье, жене здоровым. Сорок три года скоро. Из них двадцать два в армии. Может быть, хватит? Детей он и на четыреста долларов плюс пенсия поднимет. Может быть, прав Бакулин? Подумаешь, дисциплина, десять суток в месяц. Уж не такая она и строгая, если вдуматься. Зато двадцать суток в месяц – твои.

Читать дальше