Инна Кошелева: Наш Витя – фрайер. Хождение за три моря и две жены

— Ты-то мне и нужен… Понимаешь, есть два вьетнамца, охранника. Всё хорошо, но они жрут моих ящериц, а гадюка на десерт стоит куда больше их месячной зарплаты…

— Соня! О чем ты? Какие ящерицы?

— Разве я тебе не говорила? Я открыла питомник. Для животных на время отпуска.

— Твоего отпуска?

— Ты совсем? — Соня покрутила у виска. — Какой у меня отпуск? Богачи не знают, куда девать кошку. Свободная ниша в бизнесе, очень выгодно, если бы… Эти вьетнамцы не могут усвоить расписание дежурств. То приходят оба сразу, то не являются вовсе…

— Меня не было в Израиле больше трёх месяцев. Подожди, расскажи толком. Не о вьетнамцах. О себе…

Лицо её стало несчастным, поля панамы обвисли ещё больше.

Они присели на скамью.

— Значит, ты не знаешь, что я вышла замуж…

— Поздравляю.

— Разве можно поздравлять с этим? Мы разошлись…

— Сочувствую…

— А вот с этим надо поздравить. Мы не сошлись характерами. Я люблю овощи, а он жрал рыбу и мясо.

— Мужчину надо кормить белками.

— Я бы кормила, но он ещё пил. Представляешь, пьющий еврей?!

— Откуда он?

— Из Томска. Представляешь, еврей из Томска?!

Б-р-р… Оказывается, кроме морозов там есть университет, культура всякая, и он такой культурный…

— Волосы шапкой, — Соня покрутила своей маленькой хваткой ручкой над своей панамой. — И глаза голубые.

— Соня, может, надо было бороться?

— Боролась. Он закодировался.

— Ну?..

— Снова пил. «Она код знает», — говорил он про водку и пил. И ещё ходил по бабам. Тратил на них мои деньги. «Послушай, Толя, где твоя голова, а где та манюрка, из-за которой мы разоряемся? — спрашивала я его. — Сиди дома, и экономь».

— Соня, что такое «манюрка»?

— Второе женское сердце… Это если — обо мне. Если об этих б… о его падших женщинах… — Вымолвить бранное слов было выше Сониных сил. Соня посмотрела на Витю обиженно, а он впервые посочувствовал ей всей душой. Что-то варилось в этом существе, и всё, что сверху выглядело и глупо и пошло, могло быть иным. Что-то во взгляде… Витя подумал, что и его приключения в непреображённом виде ужасны. Это про них спето в глупой песенке: «Ты куда, Одиссей, от жены, от детей?» Ощутив пропасть между поисками и результатом-выходом, он увидел Соню не так, как прежде. Не важен уровень, важна сила пережитого. Уровень сказывается лишь в степени умения выразить и осмыслить. По чувствам они были равны. И были на одном пути. Речь не шла о страсти, оба уже выскочили из морока, как яхта из центра шторма. Но оба потеряли себя, порядок и смысл существования. Жизнь для них была разрезана на прошлое и будущее пустотой.

Им предстояло зашить, зализать, заживить место разреза. Они были близки, как никогда.

И Соня уже откровенно плакала в бумажную салфетку и остановить её можно было, лишь заговорив о деле и о деньгах.

Итак, Соня искала одного охранника вместо двух голодных вороватых вьетнамцев. И Витя вдруг решил, что поживёт в маленькой комнатке при Сонином зоопарке. Он ещё не понял, что высеклось в нём от встречи с Кэролл, знал только: с этим он не мог сейчас вернуться домой, увидеть Манечку.

Это было совсем не похоже на чувство вины. Скорее наоборот, с какого-то мгновения он не мог (и не хотел) что-либо делать «как надо», не ощутив внутреннего импульса к поступку. Это можно было назвать свободой. Можно ответственностью, но только перед собой.

— Сколько ты платишь? — Витя хотел было запросить двойную плату, потому как заменял двоих, но почему-то не стал. А Соня сама сказала:

— Я дам тебе полторы вьетнамской ставки. — Кивнула на саксофон: — Ты можешь играть у зверей.

И он играл. Почистив вольеры и раздав ужин двум квёлым терьерам, потёртому коту с тяжёлым взглядом наркомана, небольшому крокодильчику, двум белым цаплям, шести гадюкам и трем черепахам, Витя выходил из вонючего, сколько ни мой, питомника. В свою келью ему не хотелось, там поджидали его воспоминания о Кэролл и суровый вопрос: что дальше? Он выносил в тень (предвечернюю душную сентябрьскую тень) стул и вынимал из футляра свой сакс.

Он играл для себя. Играл что попало, получая удовольствие от самого звукоизвлечения и ещё большее от непредвиденного развития темы. Ай-да Виктор! Ай-да молодец! Будто кто-то вёл его руку. Отсутствие упражнений не уменьшило его мастерства. Когда-то там, в России, ежедневные репетиции фиксировали его внимание на технике, сейчас он о ней забыл. И в какой-то миг осознал, что она безупречна и что инструмент не просто исполняет, но и опережает его желания.