Юрий Власов - Стужа

Теперь уж и убогому ясно, где затычка — да здесь, на Смоленщине. На станциях повезло, раза два сводки слушали. «…От Советского информбюро…» прямо из теплушек слушали… «…На смоленском направлении бои местного значения…» Нынче будем знать, что это такое — «местное значение».

Заминка с весной. Апрель не исходе, а по земле лишь проталины. Лес прозрачный, без зеленвы. На плешивинах — жухлая травка. В корневищах валежника дерновина отпаривается. На ивах — пушистые серо-зеленые катышки. Унюхиваем талый снег, махру… Машины все газогенераторные, на чурках. Они под ногами, по всему кузову катают.

Молчим. Завалит — друг за друга цепляемся, но без «бога в мать», смирно — похоже, не один я обмираю.

Наст от капели рябой и в хвое, трухе, шелухе шишечной. Из-под наста темные ручьи разливаются — полнее, темнее лужи. Зяблики, синицы, дрозды, поползни — звенит лес, без заботы ему.

А я все обмираю, башкой кручу. Все расклад свой пытаюсь угадать.

Все бы ничего, да не по себе без оружия. На горбу — мешочек. Ложка — за обмоткой. А винтовок нет. У ротных да взводных наганы — вот и все огневые средства полка.

Смотрю на братву: курить-то толком не умеем. Дальше щек дым не пускаем, и цигарки — курам на смех. Наслюнявили, а что проку? Махра из шва сыплется. Само собой, есть и такие: лет с двенадцати смолят, но меня батя за табак порол и в двенадцать, и в четырнадцать — на задницу сутки не сядешь. Повторял, чтоб до армии, щенок, и не пробовал (любимая батина присказка: «Одна попробовала — четверых родила»). Но вот и дожили до армии… Есть среди нас и блатные, если не совсем блатные, то приблатненные. Ну при татуировке, а то и с фиксами. Эти все больше из поселков. По деревням такие не водятся, с чего бы им там.

Словом, палим цигарки, помалкиваем. Кое-кто из запасливых сухарь грызет. А уж наш Гришуха — тот сразу в сон. В общем, блаженствуем, это ж не ночами топать. Вместо ног — сплошные мозоли.

Деревеньки три-четыре проскочили — и на большак. Колдобины, воронки с водой и пробка за пробкой. За дороги девчонки да седые мужики отвечают, из мобилизованных.

Смоленщина — бездорожье, грязь аж по самые яйца. Полы шинелей у всех за ремнями. Лиц за грязью не углядишь, ровно черти. Вой от голосов, моторов. Машины, пушки на руках тянут. В низинах от жердьевки одна щепа. Техника тонет. Нас из машин сгоняют. По двести — триста метров грузовики толкаем. Гришуха смеется: «Пердячим паром едем».

И точно: без дежурных тракторов нет проезда, а тут один на всех… Мат-перемат — каждый норовит побыстрее. Надолго ли тучи от самолетов прикрыли? По такой распутице на лошадях бы, да переколотили, видать. По канавам, ядрена капуста! Сроду не видел и не увижу. Требуха, головы с конской челкой, копыта! Ну тысячами они здесь, не жить, коли вру!

Верст семьдесят отмахали. Вроде не идем, а все едино в грязи, ровно чушки, от телогреек псиной разит. И ведь не в сапогах — в ботинках с обмотками. А тут дождичек зарядил — только и не хватало. Никакой надежды обсушиться. Дрожим, сопли рукавом размазываем. Сами синие, от недоеда просвечиваем — ну одни мослы.

А уж передовую слыхать. От края до края ворчит. Обмираю я, башкой кручу — и на все глаз не хватает. Большак помаленьку стал разветвляться. По дивизиям, полкам, поди. Воронок — погуще, зато нет той тесноты, почти без остановок прем. К водке не приучены, а тут весь разговор о ней. И понятно: зябнем — не разогнуться. А наркомовские ведь всем положены, майор Погожев сам утром объявил. Как есть, с нынешнего дня на фронтовом довольствии. Я зырю, а сам о заградотрядах думаю: где они тут, интересно?..

Роща шумит по-мирному, капелью сорит. Снег — вперемешку с землей. В воронках — подтаявший ледок. Воронки — на любой размер. Братва на этот счет похабничает… Стволы темные, дождями намытые, у елей — от осколков смолой забелены.

По порядку номеров расчет произвели. Никто не отстал. А ведь машины никого не ждали. Как из грязи вырвется, на ходу лезем.

— Молодцы! — хвалит ротный.

Все отличие его он нас — в ремнях по шинели.

Вода в орудийных окопах: расчеты мастерят отводы, а все равно выше колен. Как обстрел — все лягут в воду. У пушки, что к нам поближе, на щите — швы. Варили недавно. Я сварщик, свое знаю.

Тягач с волокушками под маскировочной сетью — с него в погребок снаряды сгружают. Эти волокушки вроде здоровенных саней. Снаряды — в кудрявой стружке, гладкие такие, будто сытые, аж погладить тянет…

— По летной погодке «мессера» наказали бы, — подмечает Барсук. — Устроили выставку.