Патрик Несс: Жена журавля

Он взял его.

И чуть не свалился с кресла.

— Он упал с твоего стола, — сказал Мехмет. — Такой маленький. Наверно, просто сдуло сквозняком.

— Мы бы и не нашли его, если б я не уронила ту банку со скрепками, помните? — добавила Надин.

Джордж медленно кивнул. Банка, заказанная по ошибке, была производственного назначения, содержала десять тысяч скрепок, и, когда маленькие ручки Надин ее опрокинули, скрепки разлетелись по всем углам студии. Джордж уже смирился с мыслью, что теперь будет находить на полу эти скрепки до самого ухода на пенсию.

Но это были сторонние мысли, которые дрейфовали в его голове, пока он сидел, уставившись на то, что ему вручили.

Это был журавль из книжной страницы — точно такого же он вырезал в их самый первый день, и тот находился теперь на табличке, висящей у него над головой.

Но это было невозможно.

— Быть не может, — сказал он.

— Может, — отозвалась Надин. — Если делать уборку.

— Я не об этом, — сказал Джордж. — Я вырезал только одного. Кумико забрала его. И вставила в картину. Вот в эту. На стене.

— Видел я, как ты вырезаешь, — усмехнулся Мехмет. — Можешь настрогать миллион вариантов, пока не получится то, что нужно. — Он пожал плечами. — Не думаю, что так работают настоящие художники, но в твоем случае, видно, по-другому никак.

— С этим все как раз по-другому, — прошептал Джордж, по-прежнему не сводя глаз с журавля.

Этого он не вырезал. Он был абсолютно уверен. Тем более что этот был никак не похож на гуся.

Он заплакал — тихо, непроизвольно. Надин, уже привыкшая к этому за неделю работы в студии, положила руку ему на плечо.

— Мой отец умер, когда мне было двенадцать, — сказала она. — Легче со временем не становится. Но кое-что меняется.

— Знаю, — кивнул Джордж, сжимая Журавушку в пальцах.

Такую маленькую и совершенную. Вырезанную из страницы без слов, чистую и белоснежную.

Страница без слов, повторил он про себя.

— Мы же правильно сделали, что дали это тебе? — уточнил Мехмет, подходя к ним. — Мы нашли, и я подумал, что раз уж ты столько всего потерял в этом проклятом пожаре…

Выражение «столько всего» не совсем точно, подумал Джордж. После этого пожара у него не осталось вообще никакой одежды, ведь дом он покинул голым. Что еще хуже, он лишился своего телефона, в котором хранились все фотографии Кумико, что он успел наснимать. В ее же квартирке он не нашел ничего, поскольку все свои вещи она перевезла к нему.

От нее осталось лишь тело, которое они похоронили, от чего его пытался мягко отговорить сотрудник похоронного бюро — дескать, это «непрактично» и «слишком по-американски», — но поскольку он так и не нашел никаких родственников Кумико, оспаривать это было некому, и он купил ей новое платье, новый плащ и нечто напоминавшее тот саквояж, что она всегда носила с собой, хотя тело ее обгорело настолько сильно, что ему так и не дали посмотреть на него. Он понятия не имел, одевали ее перед погребением или нет.

Он даже не смог поцеловать ее на прощание…

Хотя как раз это он вроде бы уже сделал.

— Я тебе уже говорил, — сказал Мехмет, пока Джордж молча плакал. — Возьми побольше выходных. Мы прекрасно тут справимся без тебя, а ты пока подлечи ноги, найди себе новое жилье и, я не знаю, хоть поскорби по-человечески…

Джордж задумался. А что, по-своему разумный совет. Клэр и Хэнк, неколебимые в своем желании помочь, забрали его из больницы и разместили в более чем роскошном номере гостиницы, которой Хэнк заправлял. И хотя у Джорджа после продажи табличек на счету в банке денег было немерено, они не согласились взять у него ни пенни, искренне предложив ему оставаться в гостинице сколько душе угодно. Он подозревал, что они, помимо всего прочего, просто не хотят спускать с него глаз, но неожиданно для себя обнаружил, что вовсе этому не противится.

По ночам было конечно же нелегко, но при свете дня приходилось еще тяжелее, пока он не начал снова ходить в студию на костылях, к удивлению скандалиста Мехмета. Несмотря на постоянное нытье, Мехмет прекрасно справлялся со всеми делами, и можно было не сомневаться, что он не подведет и дальше, пока Джорджу не станет полегче, тем более что сам Мехмет, похоже, не особенно торопился с уходом.

Но нет.

— Нет, — сказал Джордж, утирая слезы. — Мне нужно чем-нибудь заниматься. Я не могу сидеть и ничего не делать весь день. Я должен быть занят.

Колокольчик над дверью зазвенел, и в студию кто-то вошел.