Патрик Несс: Жена журавля

Через два шага от входа она задыхалась, через четыре ослепла. Но самое страшное — теперь, уже в доме, она не понимала, что делать дальше. Она ругала себя за все это нелепое геройство и боялась теперь до смерти — не только за отца и Кумико, но и за Джея-Пи, оставшегося снаружи без нее. Она не могла бросить его, но также не могла бросить отца умирать так бездарно, сгорать, как спичка, во всей этой агонии. Неспособность решиться на что-либо вбила ее в ступор и оставила всего несколько секунд на то, чтоб не сдохнуть.

И тут обвалился потолок.

Огромная балка рухнула ей на голову и сбила с ног. Мир провалился во мрак.

Чуть позже, в отрезке времени, который навсегда останется дырой в ее жизни, чья-то рука помогает ей подняться. Рука эта нежная, но сильная, ей невозможно сопротивляться. Аманда кое-как встает, ее голова раскалывается, а тело покрыто сажей и копотью, но, как ни странно, совсем не обожжено, несмотря на пламя, что бушует вокруг нее.

Она смотрит Кумико в глаза — золотистые и печальные, как рождение мира.

Кумико протягивает руку и кладет ее Аманде на живот.

— Ты не беременна, — говорит она. — Мне очень жаль.

— Я знаю, — отвечает Аманда. — Я сделала тест.

Огонь и дым ревут, но как будто чуть тише, образуя для них безопасный карман в своем вихре.

— Ты думала, это даст тебе связь, — говорит Кумико.

— Да, — отвечает Аманда печально. — Надеялась.

— Но ты и так уже связана. Со многими.

— Не так уж и с многими.

— Этого достаточно.

И Кумико поворачивается к телу на полу. Аманда смотрит туда же, — и сразу понимает, кто это — или кто это должен быть, — но на секунду ей кажется, что это уже не важно.

Пламя еще бушует, но уже не так яростно, постепенно сникая и становясь все прозрачнее.

Кумико прижимает ноготь к груди Аманды, проводит по ее джемперу черту. Расползается ткань, а затем и кожа на ее груди. Аманда видит собственное сердце.

Оно больше не бьется.

— О, черт! — говорит она. — О, черт!

Ничего не отвечая, Кумико протягивает руку, извлекает сердце и взвешивает его на ладони.

— Это ритуал прощения, — говорит она, смыкая пальцы над сердцем Аманды. Между пальцев вспыхивает сияние, а когда она вновь раскрывает ладонь, сердца там больше нет. — И это.

Кумико чертит такую же линию на себе, и ее грудь распахивается, обнажая ритм ее золотого сердца. Она извлекает его из себя и плавным движением хочет погрузить во тьму раскрытой груди Аманды.

Аманда хватает ее за руку:

— Мне нельзя. Тебе нельзя…

— И все-таки мы это сделаем. Возьми мое сердце. Прости его. Сделав так, ты простишь нас обеих. И нет ничего, в чем мы обе нуждались бы больше.

Она снова движет рукой, и Аманда не противится. Кумико помещает свое сердце в грудь Аманды, и его золотое сияние пробивается даже сквозь шрам, когда Кумико запахивает рану.

— Но как же ты? — спрашивает Аманда, заглядывая в ее глаза.

— Все закончилось, — говорит Кумико. — Наконец-то. Я свободна.

Они оставляют на полу коридора тело, которое выглядит по-другому. Совсем по-другому, навечно. И Кумико ведет Аманду сквозь пламя, сквозь пылающие стены гостиной и кухни, хотя стены и кажутся нетронутыми огнем и главный враг — дым, не огонь.

Они добрались до края огня — туда, где открылась дверь в мир снаружи.

— Тебе нужно сделать лишь шаг, — сказала Кумико. — Только скажи себе «да».

Аманда вытянула салфетку из пачки на столе и вытерла слезы.

…Внезапно она обнаружила, что стоит снаружи дома перед черным ходом из кухни, вся в саже и копоти, но целая и невредимая. От удара балкой и дыма в легких она еле держалась на ногах, но при виде Джея-Пи словно очнулась от забытья. Она увидела отца, лежащего на траве. По-прежнему неведомо как появившуюся здесь Рэйчел. И вдохнула по-садистски морозный, но гостеприимно-свежий ночной воздух.

Пожарные приехали позже, и их командир с большим уважением в голосе сообщил, что на полу в коридоре было найдено сильно обгоревшее тело человека, погибшего от обрушения потолка или, возможно, от падения из комнаты второго этажа.

Аманда и Джордж плакали вместе. Как потом случалось еще не раз…

— Ты в порядке? — спросили ее.

Аманда плотно закрыла ящик стола и сквозь слезы улыбнулась Мэй:

— Да. Просто… Нахлынуло, сама понимаешь.

Мэй понимающе кивнула:

— Ну, и как тебе в новом кабинете?

— Спокойно. Как я и люблю. У тебя тоже скоро будет свой. Не зря ж я теперь раз в неделю обедаю с властью.

Мэй снова кивнула: