Патрик Несс - Жена журавля

— Слушай, а давай вечером на час позже встретимся? У нашей сиделки сегодня урок кларнета, и я еще не решила, что надеть…

Джей-Пи гостил у отца во Франции; хотя его постоянные сессии с матерью по скайпу и убедили Генри, что даже неделя без дома — это слишком долго, Джей-Пи, несомненно, оттягивался там, как мог. Следующую такую же неделю они запланировали на лето. Поэтому Аманда и Мэй тоже решили гульнуть на всю катушку. Не то чтобы каждая из них ждала этого с нетерпением, но если все закончится дома, на диване с вином и теликом, кому плохо?

— Давай, — согласилась Аманда. — Но только не отмазываться! Мы все равно идем!

— Ну конечно, — ответила Мэй и ушла.

Аманде же сегодня предстояла еще куча дел. Оказалось, что Рэйчел на этой должности работала просто великолепно, и этого уровня Аманда решила ни в коем случае не опускать.

Но сначала она достала мобильник.

Даже раскрыв Джорджу тайну своей таблички, она все-таки не могла рассказать ему о своей галлюцинации в пылающем доме, о рухнувшем потолке и странном видении (или что это было), которое провело ее сквозь огонь наружу и спасло ей жизнь самым невероятным образом. И все-таки, набирая самый часто вызываемый номер на своем телефоне, она непроизвольно ощупала свободной рукою грудь.

Нет, никакого шрама там не было. Нет, она не верила в то, что внутри нее теперь бьется золотое сердце. И что из горящего дома ее вывел призрак Кумико.

Но, возможно, она допускала, что, когда в дом вошла Смерть, ее мозг вызвал Кумико, и та появилась, чтобы унять ее страх, чтобы выполнить все так, как нужно, чтобы дать ей шанс выжить.

А это уже нечто. И даже гораздо больше, чем нечто.

И поэтому она захотела поговорить с отцом — ни о чем конкретно, просто услышать голос отца, погрустневшего и постаревшего даже за этот месяц. Она захотела услышать, как он зовет ее по имени. И как они оба произносят имя Кумико.

Она слушала гудок за гудком. Со своими пока еще не зажившими ногами он может долго добираться к столу, портфелю… или где там еще он оставил свой мобильник на этот раз. Не страшно. Она подождет.

Она хотела поговорить с ним — ну да, опять о любви. И о прощении. И о сердцах, которые бьются и разбиваются.

Наконец в трубке кликнуло.

— Милая! — обрадовался отец, и этой радости хватило бы на тысячу страждущих.

Мысля реалистично, он знал, что больше никогда ничего не вырежет. Да пока и не пытался, конечно. Слишком скоро, слишком недавно. Любой случайный взгляд на замусоленный покетбук в эти дни пребольно колол его сердце. Но даже если это уже прошло — а он знал умом, что так оно и есть, хотя и понимал, что знать и ощущать — вещи слишком различные, что и составляет, наверное, главную проблему всех людей его сорта, — он не мог представить себя снова вырезающим нечто, не зная заранее, что должно получиться в итоге. Любая нарезка конечно же без нее превращалась в ничто. В глупую поделку, которая не значила ни черта.

Другое дело — с ней. О, если бы с ней…

Он глубоко вздохнул.

Кто-то бережно похлопал его по плечу.

— Я знаю, Джордж, — сказал Мехмет, направляясь к выходу. — Отпусти себя.

Мехмет был ужасно занят: подобрал на свое место миниатюрную девушку из Ганы по имени Надин, которая только собиралась поступить в университет. На драматургию. Мехмет ее нанял. Джордж не нашел что возразить.

Их студия вернулась к прежнему незатейливому, но достойному бизнесу, хотя иногда сюда еще заглядывали люди с надеждой на лицах и слезами на глазах. Они уходили разочарованные, но лишь отчасти, поскольку Джордж давал им взглянуть на то, что весь мир считал последней непроданной табличкой: «Дракон и Журавушка» по-прежнему взирали на него со стены над рабочим столом, хотя стоили теперь больше, чем их студия со всеми ее потрохами.

После похорон Аманда рассказала ему о табличке, которую Кумико подарила ей: странно мирный, странно спокойный вариант того, что казалось финалом истории, такой же естественный, каким казались «Дракон и Журавушка» для ее начала. Эту табличку она показала ему в доме Клэр, в одной из задних комнат, и он все понял. И не принял от нее никаких извинений за то, что она держала это в секрете, потому что извиняться было не за что. На ее месте он поступил бы так же, и они сошлись на том, чтобы тайна оставалась тайной, которую они теперь будут делить на двоих.