Михаил Сергеев - Последний мужчина

И видя удивлённые лица чад своих, поднимающихся из асфальта и заметивших странную яркую вспышку в полнеба за секунду, как исчезнуть им, он повернул голову в противную сторону. И в другой уже дали перед очами его поплыли снова вперёд, но другие орды, развевались другие знамена, превращая неизменно в пепел создания Отца Его. И рушились главы церквей и там и тут. Одинаковым оставалось и произносимое имя. От точки этой, точки исхода двух времен, по-прежнему расходились в стороны две женщины — вдова и та, что погибнет в автокатастрофе. И не было никакой потребности и смысла в такой долгой задумчивости Грата. Ибо богочеловечность, вспыхнув и вознеся на неслыханную высоту задумчивость его, была непонятна ещё людям. Непонятна… Если бы не человек рядом в одеждах иноземца, смотревший на то, что и так приговоренному было известно.

Меж тем на площадь вливалась совсем другая толпа. Впереди неё, решительно расталкивая остальных, шли несколько человек, выкрикивая какие-то слова. Молчавшие до того люди, поддерживая, начали вскидывать вверх руки. Группа священников от напора вынуждена была потесниться. Клин разрастался на глазах. Первые были уже совсем рядом. Стража очнулась. С десяток преторианцев, не дожидаясь команды, бросились наперерез. Через секунду живая стена отделила кричавших от подиума. Постепенно всё стихло. Один из солдат, судя по росту, старший, выкрикнув команду, повернулся и подбежал к наместнику. Он наклонился и что-то прошептал ему.

— Пропусти.

Тот махнул рукой. Из притихшей толпы один за другим вышли несколько человек. И последний из них стал впереди:

— Я Иуда Искариот, а это друзья мои, ученики царя Иудейского, что стоит пред тобою, Грат. По законам нашим любой родственник может заменить приговорённого. Выбирай. Мы уже восход как родные по крови. — Он с готовностью шагнул вперед.

— Или меня! — второй выступил из-за него.

Римлянин перевёл на того удивлённый взгляд.

— Или меня! Меня! Меня! — раздалось одно за другим, и все двенадцать подошедших встали рядом.

Толпа снова загудела. Наместник поднял руку.

— Что скажете, милейший? — Грат повернулся к первосвященнику. Ему показалось, что именно сейчас он должен получить ответ на свой вопрос.

— Нам нужна его смерть, — не поднимая глаз, балахон указал на человека в лохмотьях. — Люди же, — он кивнул за спину, — не смогут без неё жить! Коротка власть на земле… насладись. Кому-то из двоих сегодня написано умереть. Такова воля народа.

— И кому же? Если не ему? — проконсул нахмурился. — Уж не мне ли?! — сидевший горько усмехнулся. Это была черта. Такие варианты он уже просчитал. И было это не семь лет назад. Отставка, которой мог закончиться конфликт с первосвященниками, была более чем желанной для него. По большому счету, Грат давно был уверен — от жизни ничего ему уже не надо. Как и ей — от него. Последнее оказалось заблуждением. Да и ей от него — тоже. Так было до сегодняшнего дня. Даже до появления двенадцати не исчезала и надежда, что необычные услышанные слова и люди, стоявшие рядом, не изменят его уверенности и ход событий, финал их, останется просто любопытным зрелищем. Сейчас же всё оборвалось. Наместнику стало ясно — просто ничего не обойдётся, и ответа ни от кого он не получит. Только от себя. И выбор этот станет главным, последним событием, стоящим внимания в его жизни. Усмешка исчезла.

«Как всё нескладно… опять же, где Клавдия?» — подумалось Грату.

— Я здесь, дорогой. Вкуси протянутый плод. — Голос жены, прозвучав за спиной, поменял всё.

Кулак наместника с такой силой опустился на подлокотник, что странный набалдашник, похожий на яблоко, треснув, отлетел и покатился к ногам первосвященника. Рот человека в балахоне перекосил ужас.

Римлянин побагровел:

— Да ты грозишь мне?! Волю народа? Свою ли натягиваешь тунику? Вот народ, — рука проконсула указала вниз. — А следует он… за ними! — Наместник перевел руку на подошедших и, медленно повернув голову, посмотрел туда, куда был устремлён взгляд приговоренного. Казалось, сцена совсем того не занимала.

И вдруг Грат, Валерий Грат, проконсул и бывший трибун, услышал громкий голос над притихшей площадью. Свой собственный голос:

— Да ты и впрямь Царь иудейский!

При этих словах старший охраны, который должен был сопровождать обречённого за город, повернулся к Валерию и зарыдал. Грат, с изумлением глядя на него, машинально прикрыл рот ладонью. Оцепеневшая группа в балахонах замерла в растерянности. Сергей оттолкнул первосвященника и бросился к наместнику. Изо всех сил тряся того за плечи, он прокричал: